Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114
Согреваться удавалось лишь на краткие мгновения — когда приходилось сдерживать приступы кашля, но тогда тело покрывалось липким потом и после становилось еще холоднее. Зария, неслышно ступая и стараясь не скрипнуть ни единой старой половицей, коих было так много в этом ветхом доме, вышла во двор.
Несмотря на то, что кое–где — в тени возле ворот, за дровяником еще лежали бугры осевших истончившихся сугробов, солнце грело уже по–весеннему. Несколько мгновений девушка блаженствовала, запрокинув голову, наслаждаясь прикосновениями светила, ласкающими ее худое изможденное лицо.
Век бы так стоять, и ни о чем не думать!
Материнская нежность, забытая, как само детство, была в солнечном свете. Солнце дарит тепло, как мать, ничего не требуя взамен, не упрекая. Солнцу все равно, что на тебе печать проклятой. Ему нет дела до того, что среди людей ты не стоишь и мимолетной улыбки. Оно не станет жадничать и жалеть тепла, зная, что жить тебе осталось совсем чуть–чуть. Оно просто греет. Всех. Одинаково.
Еще один вдох. В груди все еще влажно булькает. Хватит бездельничать. Скоро он проснется. Девушка взяла ведра, и, приволакивая левую ногу, торопливо захромала к колодцу. Надо напоить и накормить скотину, затопить печь, приготовить завтрак и не попасться ему на глаза.
Зария никогда не жаловалась богам на жизнь, как делали многие. Зачем? Если боги наградили тебя судьбой проклятой, значит, таков их замысел, и нытье лишь рассмешит их, а еще хуже — разгневает. Да… не любила она богов. А за что любить? Ее род уже давно должен был прерваться, но все цеплялся за жизнь… Жалкие попытки! Она последняя. И в этом нет ни малейших сомнений.
Пра–пра–пра-прабабка Зарии происходила из лантей — жрицы богини любви — одной из самых капризных небожительниц, которая могла щедро одарить, а могла и жестоко наказать. И вот… не повезло. В мире, где главенствовали мужчины — наследники и продолжатели традиций — в роду Зарии рождались только девочки. А все потому, что у лантеи мальчик мог появиться на свет только от союза любви. Но ведь жрицы на то и жрицы, чтобы видеть сокровенное — все, что лежит на сердце у избранника. А, зная истину, трудно любить и прощать. Невозможно.
Сколько веков они пытались обмануть судьбу! Каждая. Ни у одной не получилось. В свое время будущему отцу Зарии даже не сказали, что та, которую он взял в жены, происходила из жриц. Глупая надеялась — это позволит ей полюбить мужа, а мужу — полюбить ее. Но, наверное, богиня Талис лишила лантей своего благословения, потому что в очередной раз на свет появилась дочь. А потом еще одна, и еще. У Зарии было пятеро сестер, но выжила лишь она, хотя и сама не понимала, почему.
Болезненно–худая, с выпирающими ребрами и позвоночником, с костлявыми руками, острыми плечами и тонкой шеей — девочка, казалось, должна была умереть еще в младенчестве. Но она яростно хотела жить — от одной хвори до другой, но жить! И по сей день последняя из рода лантей выглядела истощенной замарашкой — треугольное бледное личико с резко выдающимися скулами и острым подбородком, круги под глазами, в уголках губ страдальческие складки.
Гладкие волосы цвета воронова крыла делали девушку еще бледнее, еще некрасивее и Зария безжалостно стягивала их в тугую косу, строго следя за тем, чтобы ни одна прядь не выбивалась. Ненавидя свои "коровьи", непомерно большие на таком маленьком лице глаза, она прикрывала их длинной густой челкой, и никогда не смотрела в лицо собеседнику, предпочитая разглядывать носки собственных башмаков. Знал бы он, что она делает это не по его приказу, а лишь потому, что терпеть не может глядеть на людей, в людей и видеть их внутреннюю гниль…
Закусив бледные губы, последняя из рода лантей поволокла полные воды ведра обратно. Как странно — ей всего двадцать, а кажется, словно все восемьдесят. Из этих двадцати — пять лет она провела в замужестве, купленном отцом. Пять лет кошмара, который все никак не прекратится.
Будь она хоть немного сильнее духом — сама бы покончила с собой, остановила затянувшуюся пытку. Да только прав оказался отец, когда говорил, что она никчемная, ничего толком не умеющая. Иначе не терпела бы издевок и затрещин. Не вжимала бы голову в плечи. Но, страшно признаться, больше всего на свете этой хилой забитой девушке хотелось жить.
Жить!
А зачем, почему, она и сама не могла объяснить.
— Эй!
Так странно… В ее присутствии выплывают все скрытые пороки людей, словно грязная пена, которую поднимает прибой. И этим прибоем была Зария. И не важно, что с виду человек добр и приятен. Оказавшись рядом с ней, он словно отпускал все таившееся в душе зло — гневался, сквернословил, норовил обидеть безответную замарашку. Этот ужас, который мать называла проклятьем рода лантей, преследовал девочку всю жизнь.
Одно радовало: мама, хотя и прожила недолго, успела научить дочь таиться — так она называла это маленькое… даже не колдовство, а скорее знание. Не всесильное, но весьма полезное. Вдох, и Зария уходила глубоко в себя, не замечая происходящего. Она была с миром, но была вне мира. Могла говорить, ходить, но сама словно находилась где–то далеко–далеко…
С виду она оставалась прежней: те же опущенные долу глаза, та же хромота, голова, втянутая в сутулые плечи, суетливая торопливость движений… Вот только настоящая Зария не имела к этой жалкой пародии на женщину никакого отношения. Она уходила в свой мирок, в котором царили лишь звенящая тишина и пустота. Туда не доносились насмешки и оскорбления, там почти не ощущалась боль от тычков и затрещин. Там было тихо… Иногда, "возвращаясь", она с удивлением понимала, что нареченный поставил ей новый синяк или облил неудавшейся стряпней.
Да, наверное, именно это знание раз за разом спасало жизнь и рассудок девушки последние пять лет. Но она не хотела она об этом думать, да и незачем.
— Я тут, — тихо ответила она на окрик. — Тут.
Зария так и не подняла на него глаз. Что там нового? Маменькин сынок с прямым пробором в гладко расчесанных, но уже редеющих волосах, с румяным лицом и колючими глазами. Он на самом деле трус. И часто боится. Всех, кроме жены. И выпить любит. Кирт торговал на рынке в мясном ряду, он лебезил перед покупателями, что не мешало ему продавать им несвежее мясо или ловко обсчитывать.
Когда отец привел Зарию к нему на смотрины, она последний раз в жизни рыдала, умоляя не отдавать ее этому… человеку. Нет. Склонившись над девчонкой, огромный мужчина со злыми глазами сказал только: "Твоя мать обманула меня". Вот и все. Мертвым не отомстить. А живым вполне себе можно.
Тогда юная невеста впервые в жизни смогла "затаиться", сама не поняв толком — как. Как–то. Просто иначе — сошла бы с ума.
Ее продали за гроши, с условием, что после смерти "любимому" отойдет дом, корова, две свиньи и десяток кур — все ее немудреное приданое. Но если незадачливая молодуха, как и ее мать, родит девочку, семья мужа сможет расторгнуть обязательства и вернуть подпорченный "товар" обратно владельцу. Правда, вместе с приданым и деньгами за его пользование.
Кирт прекрасно знал, кем была мать Зарии, а потому понимал — сына ему вряд ли стоит ждать. Поэтому мужчина не стал настаивать на исполнении супружеского долга. Слишком хорошее приданое давали за проклятой девкой. Да и, как ни крути, богиня берегла своих чад, так, что даже возжелай Кирт сделать доходяжную настоящей женой, ничего у него не получится. К тому же, слишком страшная она была. С такой в постель лечь, все равно, что со стиральной доской обжиматься — тонкая, ребристая, отовсюду углы торчат.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114
