— Почему нельзя? — Максимилиан фон Доблитц изумленно уставился на девушку. — Место идеально подходит для этого произведения.
— Нельзя, ни в коем случае! — заклинала Виктория. — Только не здесь! На это есть веские причины. Вы и Жозе Фаргасу навредите!
— Фрау фон Ленхард! — крупный рыжеволосый мужчина с шумом выдохнул воздух. — Все последние дни мы с вами только тем и занимались, что искали наилучшие места для полотен вашей галереи, вы не забыли? А теперь, будьте добры, не вмешивайтесь! Я сам сделаю экспозицию произведений моих художников!
Фон Доблитц говорил так громко, что не было ни одного сотрудника выставочного центра, художника или рабочего, кто бы не слышал эту грозную отповедь. Стремянки не передвигали, ящики с инструментами не открывали и не закрывали — все затаились! Наконец, Виктория заявила:
— Это место изначально и навсегда принадлежит только портрету леди Тэлбот!
— И где же эта дама? — язвительно поинтересовался Максимилиан фон Доблитц.
— Портрет продан, но это не означает, что можно занимать его место!
Мощные взрывы хохота потрясли стены старого дворца.
— Нет, ну вы слышали что-нибудь подобное? — воскликнул фон Доблитц, весь красный от возмущения. — Эти потомственные аристократы только и делают, что холят и лелеют свои капризы! А ну, ребята, быстро вешайте картину на стену!
Он повернулся к Виктории спиной. Все свидетели неприятной сцены откровенно смеялись над ней и ее наглым требованием.
Виктория чувствовала себя униженной, но, несмотря на это, решила остаться и посмотреть, чем закончится дело.
Произведение Жозе Фаргаса называлось «В реке». Оно вызывало восторг и удивление и действительно украсило бы старинный мраморный холл. Сам художник, невысокий мужчина со смуглой кожей и черными вьющимися волосами, впал в экстаз и в восторге всплескивал руками, пока не случилось то, чего так опасалась Виктория.
Картина упала со стены безо всякой причины, словно стена отторгла ее, и, упав на мраморный пол, раскололась на мелкие кусочки. Жозе Фаргас на мгновение застыл с поднятыми вверх руками, потом со стоном упал на колени и зарыдал так горько, словно кто-то убил одного из его детей.
Все присутствовавшие с ужасом смотрели на осколки. Здесь же лежала искореженная стальная рама. Деревянная основа картины была расколота, словно топором.
Виктория первая оторвала взгляд от ужасных осколков и внимательно посмотрела на стену, словно желая обнаружить силу, оторвавшую от нее картину. Стена была гладкая и ровная. Внезапно на ней проявились очертания женской фигуры. Девушка затаила дыхание. Горящий взгляд вспыхнул на мгновение ярче обычного, скользнул по мраморному полу, усыпанному осколками, остановился на последствиях разрушения, а затем устремился к ней, ища понимания и одобрения. Виктория почувствовала острую боль в сердце и втянула голову в плечи, словно защищаясь от удара. Она не хотела больше иметь никакого дела с женщиной, которой восхищались и гордились все поколения ее семьи.
— Ты имеешь право на почитание, но не ценой уничтожения, — прошептала она. — Я сделаю все, чтобы вернуть твой портрет на его законное место, но больше ничего от меня не жди.
Она медленно спустилась в вестибюль, сопровождаемая ошеломленными взглядами мужчин.
— Дело не в крюках, — заявил один из рабочих и указал на неповрежденные железные крюки в стене. — Может быть, надо было взять стальные скобы?
— К черту все, закройте рты! — заорал Максимилиан и со всего маху стукнул кулаком по стене.
Когда он чего-то не понимал, то впадал в состояние неконтролируемой ярости. А в данный момент он не понимал ничего! Чтобы не сойти с ума, фон Доблитц попытался догнать Викторию и получить хоть какую-то информацию об этой загадочной даме и ее портрете.
* * *
На следующий день состоялся вернисаж — он прошел гладко, и уже к вечеру количество продаж превзошло все ожидания. Даже Жозе Фаргас остался доволен: все его произведения было проданы в первый же вечер, что немного смягчило боль от утраты его главного детища.
На вернисаже появился даже знаменитый адвокат и коллекционер живописи Ричард фон Вильд. Он опирался на трость и выглядел таким слабым, что среди его знакомых пошли удивленные разговоры и начали распространяться слухи.
Ужасное впечатление его вид произвел и на Викторию, еще не оправившуюся от вчерашнего шока. Генри Мель тоже ужаснулся виду адвоката, отвел Викторию в сторонку и спросил:
— Что стряслось с фон Вильдом? Он выглядит чудовищно — краше в гроб кладут.
Но прежде чем девушка успела открыть рот, Ричард сам подошел к ним. Его исхудавшее лицо было мертвенно-бледным, глаза и щеки ввалились:
— Фрау фон Ленхард, — казалось, ему было трудно говорить. Он склонился к ее руке и поздоровался с Генри Мелем. — Не могли бы вы быстренько ознакомить меня с экспозицией? У меня мало времени.
Его потухшие глаза смотрели устало. Виктория провела для него небольшую экскурсию, рассказав о каждом из выставленных экспонатов. Он слушал отстраненно, погруженный в свои мысли, и спонтанно решил купить одно из полотен начинающего художника, совершенно не подходящее по стилю к его коллекции мастеров модернизма. Она попыталась отговорить его:
— Это еще очень незрелая работа в стиле американского поп-арта.
Он кивнул с отсутствующим видом:
— У меня уже есть Роберт Раушенберг, Рой Лихтенштейн и Энди Уорхол… Вы сможете ознакомиться со всей моей коллекцией, когда доставите мне эту картину.
Коротким кивком головы он указал на свое новое приобретение и, равнодушно отвернувшись, спросил:
— Здесь есть какое-нибудь уединенное местечко, где мы с вами могли бы поговорить с глазу на глаз?
Ричард неожиданно повернулся к ней, но пока ей было непонятно, направлен ли его интерес на нее или только на леди Тэлбот.
— Вы сегодня в платье, — заметил он и улыбнулся. — Непривычно, но красиво.
Мужчина медленно окинул взглядом ее стройную фигуру в элегантном платье, делавшем ее еще более женственной и сексапильной. Щеки Виктории окрасил легкий румянец. Она ответила:
— В левом крыле дворца открылся маленький бар.
Она шла немного впереди него, и он любовался ее длинными шелковистыми волосами, густой волной раскинувшимися на гибкой девичьей спине.
— Вчера со мной случилось нечто необычное, — начал он, когда они сели за столик в баре напротив друг друга. — Вы можете себе представить, что ваша прекрасная прародительница покинула свой портрет? Если вы мне скажете, что это абсолютно исключено, то можете считать меня сумасшедшим!
Его холодные серо-стальные глаза горели лихорадочным огнем, а на высоком лбу выступили капельки пота.
— Когда это произошло? — спросила Виктория внезапно охрипшим голосом, и ее изящное лицо стало белее скатерти.
