— Я знаю, дорогая, что ты говоришь несерьезно и большей частью шутишь. — При всей скандальности своей прошлой профессии она обладала духом нравственного превосходства, который сделал бы честь любому юристу. — Но бездетный брак не должен вызывать у нас радости. Уверена, что за тем, что ты видишь на этой странице «Дебретта», скрывается много печального.
— А следует ли печалиться? — ухватилась за тему мисс Виола, подобно терьеру, стащившему телячью отбивную с оставленной без внимания тарелки. — Разве лорд и леди Эстли не могут быть счастливы в своем бездетном браке? Могу с легкостью представить, как леди, по крайней мере радуется свободе и возможности заниматься другими делами и увлечениями.
Когда Ник в первый раз обедал в этом доме и стал свидетелем беседы, выдержанной в подобном стиле, то от удивления чуть не проглотил язык. Если бы одна из его сестер посмела обратиться к их матери столь свободно, как это сделала мисс Виола… впрочем, у них практически и не было такой возможности. Матушка редко чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы появляться за обеденным столом, и ушла из жизни, когда Кити исполнилось шестнадцать, а Марте — восемь.
Тем не менее, очко в пользу мисс Виолы. Матушка, возможно, жила бы лучше и была бы до сих пор в добром здравии, если бы не сомнительное счастье ее плодовитости. И зачем ей было столько рожать?
— Вполне вероятно, — ответила миссис Уэстбрук дочери с обходительностью барристера, приберегшего наиболее весомые аргументы напоследок. — Однако я сомневаюсь, чтобы оба супруга не хотели детей, особенно если есть титул и имение, требующие наследника.
— Надеюсь, что мой муж не захочет иметь детей. Ради меня. — Мисс Беатрис, одна из артистически одаренных Уэстбруков, хотя и не была столь прямолинейна в своих высказываниях, как мисс Виола, тем не менее могла со временем с ней сравниться. — Полагаю, он оценит мою преданность музыке и не захочет, чтобы я ее забросила.
— Я могла так рассуждать, когда мне было семнадцать. — Мать семейства Уэстбрук кивнула своей предпоследней по возрасту дочери. — Чувства способны изменяться, причем самым неожиданным образом. Я страстно любила театр, но ничуть не пожалела о том, чтобы оставить его ради того, чтобы выйти замуж за вашего отца и дать вам жизнь.
— Отлично сказано. — Мистер Уэстбрук, кивнув жене, поднял стакан с вином и вызывающе улыбнулся мисс Виоле. — Прокурору есть что возразить?
Правда состояла в том, что обеды за столом Блэкширов проходили в печальной, спокойной и безжизненной атмосфере, столь разительно отличавшейся от огня полемики Уэстбруков. Отец в тех случаях, когда покидал кабинет, как сова дупло дерева, никогда не подтрунивал над ними; никогда не интересовался мнением сыновей ни по одному из вопросов, не говоря о девочках. Дело было даже не в том, что он не доверял их мнению или не желал с ними считаться. Причина скорее состояла в том, что…
— Мистер Блэкшир, — донесся до него голос справа, достаточно тихий, чтобы прозвучать конфиденциально, и его мысли оборвались на самом интересном месте.
Как бы он ни обманывал себя, что погружен с головой в беседу или в воспоминания о прошлых обедах, на самом деле всеми клеточками существа он ощущал присутствие мисс Уэстбрук, как если бы был связан с ней шелковыми ниточками взаимной симпатии, и ей было достаточно лишь легонько потянуть за одну из них, чтобы всецело завладеть его вниманием.
Ник повернулся. Она смотрела на него серьезными глазами, от ее игривого выражения не осталось и следа. Чистый лоб пересекала морщинка беспокойства, и у него зачесались пальцы от желания разгладить этот лоб и убрать тревожность.
Усмири свое идиотское тело. Он понимал рассудком, что никогда не станет для нее кем-то. Более того, Ник знал, что внешняя красота была самой мелкой из причин для восхищения женщиной, наименьшим из ее достоинств. И все же его пульс ускорялся, когда она говорила с ним, а руки, как и любая другая часть тела, вытягивались послушно в струнку, готовые исполнить любое из ее желаний.
— Я хочу вас кое о чем попросить.
К чести мисс Уэстбрук, она не производила впечатления человека, ожидающего, что он станет немедленно плясать под ее дудку. Она говорила тихо, и Ник догадался, что девушка ждала удобного случая, чтобы обратиться к нему в момент жаркой дискуссии, занимавшей всех остальных. Мисс Виола набрасывалась с яростным осуждением на всех тех, кто в качестве козырного аргумента приберегал постулат: «Ты поймешь, когда станешь старше».
— Всегда к вашим услугам.
Его слова прозвучали дружелюбно, но отстраненно. Ответ человека, который не танцует под чью бы то ни было дудку, как бы ни колотилось глупое сердце.
— Когда после обеда мы перейдем в гостиную, вы не поговорите с Роуз?
Она еще больше понизила голос, так что ему пришлось немного наклониться, чтобы расслышать. От нее пахло каким-то цветком.
— С Роуз? О чем-то конкретном?
Кейт покачала головой, бросив мимолетный взгляд на конец стола, где сидела ее младшая сестра.
— На любую тему, кроме школы. Можете попросить ее что-нибудь спеть. У нее был сегодня трудный день, и чье-то внимание пойдет ей на пользу.
Она и вправду была очень тихой и молчаливой за обедом, мисс Розалинда. Ник наклонил голову, согретый теплом их общего доброго замысла.
— Можете на меня рассчитывать. Я постараюсь поднять ей настроение и начну с того, что попрошу спеть.
— Благодарю вас. — Кейт потупила взгляд. — Вы настоящий друг.
На это он не ответил. В этом состояла их маленькая тайна, его и мисс Уэстбрук; делать вид, что не было в их жизни момента, когда он надеялся стать кем-то больше, чем друг семьи.
Но все сложилось к лучшему в этом смысле. Теперь, когда она вернулась к своей тарелке и не смущала его больше своим видом, было легче об этом вспомнить. Если бы ему удалось завоевать ее симпатию, то сейчас на ней тоже стояло бы это клеймо родственной связи, по сравнению с чем ее собственная родословная выглядела бы образцом пристойности.
Хотя возможно, что на ней это не отразилось бы. Женщина, столь озабоченная социальным статусом, может при подобных обстоятельствах покинуть дом мужа и вернуться к наименьшему из зол — проживать со своими родителями.
Но все эти размышления были бесцельны. Он не завоевал ее расположения и роптать не станет. Надо смотреть правде в глаза: он не смог бы сделать счастливой женщину, которая считала ниже своего достоинства выйти замуж за барристера, как не смог бы никогда уважать ее по-настоящему.
Кроме того, он пришел сюда, чтобы узнать о лорде Баркли и открывающейся возможности. А не тайно любоваться мисс Уэстбрук, предаваться меланхолическим мечтам о семейных обедах, вязнуть в дебатах о браках посторонних людей или способности юношеских чувств изменяться.
Ник переключил внимание на свою тарелку, мысленно подсчитывая, сколько еще блюд осталось до того момента, как его оставят наедине с мистером Уэстбруком, портвейном и письмом, открывающим возможности.
