– Идиотка! Может, в Бразилии и нормально жрать по утрам омлет с гашишем, но этого шарика хватило бы на двадцать омлетов. Его только вчера привезли с Ямайки. Ты понимаешь, какая там доза? А если бы русского накрыло прямо в банке?
– Ну знаешь… Нужно было ехать вместе с Мигелем, а не оставлять его со мной.
– Вы все идиоты! – сплюнул Тони. – У парня передоз. Он вообразил себя на вершине мира. Знаешь, что будет дальше? Когда все канабиноиды достигнут его мозга, приход будет такой, что русский решит сигануть прямо с той самой вершины, где сейчас словил кайф. Это может продолжаться часов восемь, и парень будет летать как Гималайский змей, пока не встретит унитаз в туалете. Где деньги?
– У него в рюкзаке.
– Слушай меня внимательно. Мигель ждет на улице позади дома. Когда русский совсем улетит, я вырублю его и уйду, чтобы не видели, как мы выходили из квартиры вместе. Подложишь ему рукопись прямо под нос – пускай сразу ее заметит, когда очухается. Подождешь пару минут, берешь рюкзак, проверяешь деньги и выходишь на Сорок первую. У старой дискотеки, которую закрыли в прошлом году, мы тебя подхватим, поняла?
– Тичер настаивал, чтобы русский сам отдал деньги.
– Тогда пусть приедет и возьмет их, режиссер хренов! Разве ты не видишь, что русский мало что понимает?
– А когда он очнется?
– Ни черта не вспомнит! Рукопись у него, значит, решит, что сам отдал деньги.
– Ладно, делаем, как ты говоришь.
– Вперед, – скомандовал Тони.
Русский, раскачиваясь на стуле, что-то негромко напевал.
– Тони! – прервал он пение, заметив вошедших. – Ты вернулся за деньгами? Можешь взять их в моем рюкзаке. Там двадцать тысяч, которые ты дал Мишель, и твои проценты. Ты доволен?
Тони подошел к русскому и протянул руку:
– Давай рюкзак.
Русский попытался снять рюкзак со спинки стула, на котором сидел, но тут же уронил его на пол.
Тони, ругаясь, поднял рюкзак и высыпал пачки сотенных купюр на стол.
– Будешь считать? – спросил русский. – Обязательно сделай это, Тони. Когда я работал на радио, то всегда пересчитывал гонорар за свою программу. Отличное было время! Только прошу тебя, не считай деньги, как это делают в кино. Открывай каждую пачку и пересчитывай купюры. Тогда ты получишь истинное удовольствие! Черт, Мишель! Твоя бабушка точно была колдунья! Как назывался ее омлет? «Омлет счастья»? Да… Я сейчас так счастлив, что даже снова готов полюбить ту девушку. Тони, ты знаешь историю о моей девушке? Пока ты считаешь деньги, я расскажу тебе. Это отличный блюз, Тони! Его сочинил Хоулин Вольф. Как жаль, что кубинцы не знают, что такое блюз… От вашей сальсы меня уже тянет блевать, честное слово! Куда ни пойдешь, везде танцуют сальсу. Да… И эти идиотки итальянки тоже танцуют сальсу. А потом к тебе обязательно подваливает одна из дочек Ли Су Чун… Ну ладно, это все чушь, Тони. А ты, я вижу, любишь деньги… Ну так вот… Был чудный летний день, когда моя девушка оставила меня. Ты думаешь, она уехала далеко-далеко? Нет. Она просто пошла домой, к своему мужу. И так каждый раз, Тони. И каждый раз мне казалось, что она уехала на край света. Но теперь я совсем не переживаю. Знаешь почему? Потому что сейчас я сижу на самой вершине мира и наблюдаю, как ты копошишься с деньгами далеко внизу. И я понимаю, что деньги – это дерьмо. А если люди так и не сумели придумать в жизни ничего более ценного, чем деньги, значит, и все мы тоже дерьмо. Вот так, Тони, вот так…
One summer day,
запел русский, покачиваясь на стуле в такт мелодии и отбивая ритм ногой, —
she went away, —
She gone and left me, she gone to stay
But now she's gone and I can't worry
Because I'm sitting on top of the world[10].
Тони вскрывал пачку за пачкой. Мишель сидела на кровати и курила, уставившись в пол. Русский совсем ушел в себя. Он раскачивался все сильнее и отстукивал ритм уже не только ногой, но и обеими руками по деревянному стулу.
Worked all the summer, worked all the fall
Had to take Christmas in my overalls
But now she's gone and I don't worry
Sitting on top of the world[11].
– Знаешь, Тони, что написано на этих зеленых бумажках? – спросил русский. – Там написано, что мы верим в Бога. Ты веришь в Бога, Тони?
Тони продолжал молча считать деньги.
– А ты Мишель?
– Верю, – выдохнула она дым сигареты через ноздри.
– Ни во что вы не верите, кроме денег! Папа приехал к вам в Гавану и сказал: «Любовь – это бог». И вы поклонились папе. А потом пришли домой, и вас спросили: «Расскажите нам, что сказал папа?» И вы ответили своим близким: «Он сказал, что бог – это деньги». Так ведь это было, Тони? Вижу, ты носишь большой крест. В нем килограмм чистого золота. Это крутой крест. Выходит, ты все-таки крут? Тогда тебе нужны крутые деньги. Знаешь, что я сделаю, когда спущусь с вершины мира? Я сделаю крутые деньги, чтобы каждый раз, когда люди станут их пересчитывать, они вспоминали, кто их бог. Я нарисую на всех купюрах вместо отекших морд американских президентов лицо распятого Иисуса в терновом венке. В его глазах страдание, а по лицу стекает кровь. И тогда каждый, кто говорит, что верит, может честно сказать: «Вот мой Бог».
Странно, что никто не додумался до этого. Это же так просто! Представьте, священник заканчивает молитву словами: «Мы верим в Тебя, Господи!» – и берет у прихожан деньги – во славу Господа. И что же на деньгах? Тоже Бог! Все встало на свои места. Слышишь, Тони? Ты скоро закопаешься по уши в куче денег, как навозный жук в куче дерьма.
– Здесь только двадцать тысяч. – Тони поднял глаза от стола. – Хочешь оставить себе рукопись, гони еще столько же.
– Ты снова о деньгах? Неужели тебе совсем не нравится история о моей девушке? – спросил русский. – Тогда ты ничего не понял в жизни, Тони. Твои проценты – это удовольствие от пересчитывания денег, которые тебе вернули. Если ты думаешь, что этого мало, можешь положить все обратно в рюкзак и повесить его на стул.
Из соседней комнаты раздался голос хозяйки квартиры, у которой русский снимал комнату:
– Коста, там внизу стоят двое полицейских. Хотят с тобой поговорить. Что им ответить?
– Скажи им, Мари, что на вершине мира уже нет свободных мест! – прокричал русский. – Но если они все же хотят пообщаться со мной, так и быть, пусть попробуют сюда забраться.
– Ладно, скажу, что тебя нет дома, – ответила хозяйка.