Когда у Джонсона спрашивали, какую должность он занимает, он отвечал – инспектор-контролер. Хотя Артур ничего никогда не контролировал и просто не знал, как это делается. Его работа состояла из простого сидения за столом с девяти тридцати утра и до пяти вечера. Он отвечал на телефонные звонки, рассылал счета на оплату и вел бухгалтерские книги. Он уже давно досконально изучил свою работу, но все равно увлеченно занимался ею – ибо никогда не забывал о высоких стандартах тетушки Грейси.
– Никогда не откладывай на завтра то, что ты можешь сделать сегодня, Артур. Запомни: если ты что-то делаешь, то делай это хорошо. Твой работодатель в тебя поверил. Он поручил тебе ответственный участок работы, и ты не можешь его подвести.
Именно с этими, или похожими, словами тетушка проводила его на работу в «Грейнерс» в качестве мальчика на побегушках через день после того, как ему исполнилось четырнадцать лет. И он убирался лучше, чем кто-либо другой, и заваривал чай лучше всех. Когда Артуру исполнился двадцать один год, он был назначен на свою нынешнюю должность: отвечал за то, чтобы крыша каждого клиента «Грейнерс» была покрыта лучше, чем у других, а плиточный пол был выложен лучше всех. И он за этим следил. Он и здесь был незаменим.
Уважаемый сэр, – печатал Артур, – с большим сожалением я узнал, что раковина «Роузбад де люкс» (артикул Е/4283, голубая пастель) была…
В этот момент в офис ворвался Барри Хопкинс, с набитым жвачкой ртом.
– Привет.
– Доброе утро, Барри. Немного запоздал, а? Ты знаешь, сколько сейчас времени?
– Около девяти тридцати, – ответил Барри.
– Понятно. Около девяти тридцати. Ты, наверное, самый вялый и равнодушный…
Артур хотел посоветовать мальчишке заняться работой и пролить все семь потов, но молодежь нынче пошла слишком искушенная. Поэтому он только приказал:
– Выплюнь изо рта эту гадость.
Барри не обратил на это никакого внимания. Вместо этого он выдул громадный пузырь бледно-аквамаринового цвета и, усевшись около окна, бесцельно уставился на улицу.
– Через двор идет старина Грейнер, – лениво произнес мальчишка.
Артур встрепенулся. На его лице мгновенно появилось выражение заинтересованности, уверенности в себе и самодовольного низкопоклонства. Его пальцы запорхали по клавиатуре пишущей машинки.
Глава 4
Никакой мебели у Антони Джонсона не было. У него вообще не было ничего, кроме небольшого количества одежды и очень большого количества книг. Все это он привез в дом номер 142 по Тринити-роуд в большом старом чемодане и матерчатом рюкзаке. Библиотека Антони состояла из книг по социологии, физиологии, словаря по психологии и учебника, который являлся библией для любого аспиранта, изучающего его курс: «“Психопат” Уильяма и Джоанны Маккорд». Если ему понадобится еще что-то, то он может всегда получить это в Британском музее или в отличной библиотеке по криминалистике – как утверждали, лучшей в Лондоне, – расположенной в Колледже Рэдклиф на Кенборн-вейл. В этой же библиотеке он напишет свою работу на тему «Некоторые аспекты психопатической личности», которая, как он надеялся, принесет ему титул доктора наук в Лондонском университете.
Часть этой работы, размышлял Антони, рассматривая комнату № 2, будет написана здесь. Возможно, даже в этом самом кресле у камина, сиденье которого все уделано катышками от женской твидовой юбки. И на этом трехногом столе, под лампой, свисающей с потолка и выглядящей как громадная игрушечная медуза. Антони очень хотел стать доктором философии[7], и все вот это – та цена, которую ему придется заплатить за право именоваться Доктор Джонсон. Естественно, сам он не будет называть себя доктором. Ведь Хелен отметила, что в этой стране парадоксов интерна[8]называют доктором, а доктора философии – мистером. Она очень хорошо чувствовала весь юмор титула «доктор» и засыпала его эпиграммами и разговорами о Босуэлле[9], пока до него наконец тоже не дошло. Но ведь в этом не было ничего нового. Иногда Антони казалось, что, несмотря на его оксфордский диплом, почетную грамоту от Министерства внутренних дел и опыт работы с бедными, больными и ущербными, до встречи с Хелен его способности к состраданию и пониманию спали. Именно Хелен на многое открыла ему глаза.
Размышляя над этим, он обратил внимание на зеленоватое зеркало, все заляпанное пальцами, и внимательно изучил свое отражение в нем. Антони не был тщеславным человеком. Он очень редко задумывался над тем, как выглядит. То, что он был высок, хорошо сложен и имел правильные черты лица и густые светлые волосы, его мало волновало. Антони считал, что это просто свидетельства его физического здоровья. Однако в последнее время он стал задумываться. Его интересовало, что же такое было в Роджере, чего не было в нем. Ведь он был симпатичный, общительный – компанейский парень, ведь правда? – высокообразованный и в будущем мог претендовать на высокую зарплату. А Роджер был скучным, глупым собственником, которого хватало только на то, чтобы выигрывать соревнования по стрельбе. Однако Антони понимал, что дело совсем не в Роджере. Все дело было в Хелен, которая, несмотря на всю свою проницательность, никак не могла сделать свой выбор. Именно для того, чтобы дать ей возможность все обдумать и сделать наконец этот выбор, Антони и перебрался в эту дыру. Конечно, близость к библиотеке была большим преимуществом, но работу он с таким же успехом мог написать и в Бристоле. Антони придерживался теории, что разлука заставляет сердца биться чаще. Если бы он уехал к родителям в Йорк, то Хелен могла бы звонить ему каждый вечер. Здешний телефонный номер он ей не сообщит – он еще и сам его не знает, – а общаться с ней будет только раз в месяц, каждую последнюю среду, когда Роджер будет уезжать в свой стрелковый клуб. Писать письма Антони вообще не мог, так как они могли попасть в руки Роджера. Хелен сама будет писать ему раз в неделю. Разбирая книги, Джонсон подумал, что было бы, если бы он предоставил ей возможность организовать все самой. Ну что ж, он поставил ей предельный срок. К ноябрю она должна решить, останется ли в своей тюрьме или вместе с ним выйдет на свободу.
Антони распахнул окно – воздух в комнате был застоявшимся и спертым. Сразу под окном располагался узкий дворик. Свет на него падал от крохотного кусочка неба, обрамленного верхушками деревьев. Это пространство имело треугольную форму, ограниченную пересекающимися на высоте четырех ярдов кирпичными стенами. В одной из этих стен, украшенной проходящими прямо по ней толстыми трубами, которые, в свою очередь, были, как лианами, опутаны трубами потоньше, находилась дверь. Так как рядом с ней не было никакого окна, Антони решил, что эта дверь должна вести в подвал. Однако уже пять часов вечера. Наверное, пора уже посетить близлежащий магазин и купить себе какой-то еды, которую ему теперь придется готовить вот на этой старой и, наверное, малоэффективной плите.
