Жизнь была отличной, если ты был владельцем наследственного крестьянского двора; такие вооружались «личным партийным номером», становились владельцами автомобиля и совсем немного времени проводили в работе на поле и по хозяйству. Соответственно, они чаще появлялись в городских инстанциях и в кабинетах партийных бонз. Некое чувство «сытости» всегда окружало их, и самые важные вопросы после многолетней практики решались легко и просто — выбрось правую руку вперед в нужный момент да и прокричи погромче «Хайль Гитлер».[11]
Фермеры, получившие такой статус, стали верными последователями фюрера, как и весь рабочий класс, им не на что было жаловаться. В глубине сердца они молились, чтобы ничего не менялось. Когда Адольф обращался к народу со своими бесконечными воззваниями так: «Я обращаюсь к самым преданным мне рабочим и фермерам…», он был абсолютно прав. И рабочие, и фермеры искренне поддерживали и фюрера, и его режим.
Вряд ли стоит что-нибудь добавлять к законам, касавшимся владельцев наследственного крестьянского двора. Не раз большие начальники из НСДАП[12]и «Имперского земельного сословия» (Reichsnaehr-stand) советовали мне придержать язык. Я знал, что, если буду продолжать в том же духе, составители черного списка, в котором я еще долгое время буду значиться «несогласным», постараются от меня «избавиться».[13]
Это происходило так: сначала упразднялось право управления. Потом конфисковывали ферму или дело, а затем заключали под стражу до суда. Следующий этап — KZ (концентрационный лагерь),[14]и там, если повезет, все заканчивалось быстро. В газете появлялась маленькая заметка, из которой остальные узнавали, что Мистер X оказал сопротивление или пытался бежать и по этой причине был застрелен.
И ты был вынужден смириться, чтобы избежать преследования. Любое вмешательство или судебное разбирательство редко имело место. Но если такое случалось, в 9 случаях из 10 его результаты приводили в полное уныние и без того подавленного подателя петиции.
Также случалось, что некая безобидная городская мастерская или, к примеру, фабрика, производящая сосиски, консервы, обувь или инструменты, попадала в поле зрения высокопоставленного и достойного члена партии. И как же он получал ее? Очень просто.
Хозяин мастерской или управляющий внезапно оказывался под следствием, без какой-либо очевидной причины. Следователи допрашивали персонал или прислугу и при желании всегда могли найти какое-либо «нарушение». Вряд ли эти расследования были законными, тем более что проводились «Рабочим фронтом» или «Рабочими попечителями», которые, преследуя свои цели, лишали владельца возможности управлять своим предприятием. В результате для управления требовался подходящий человек. Начинались поиски (на самом деле это уже было давно решено), и вскоре кто-нибудь просто получал должность[15]управляющего.
В подобных ситуациях адвокату было очень сложно представлять интересы лишенного прав владельца в суде, как правило, он получал упреждающий «сигнал» в самом начале судебного разбирательства, грубо говоря, ему советовали отказаться от дела. Обычно события развивались по следующему сценарию: адвокату сообщали, что дело носит политический интерес и что решение легко может быть принято за стенами суда. Получив эту информацию, некоторые адвокаты «все понимали», другие же (правда, их было мало) проявляли твердость характера особенно если имели хорошие отношения с неподкупными представителями власти. С такими связями хороший адвокат мог бороться даже с гауляйтером,[16]при условии, что он был абсолютно уверен в своей правоте и в том что такие меры были оправданны.
Департамент Геринга[17]был очень известен, и ему удалось сохранить незапятнанную репутацию до самого конца. Я упомяну здесь единственный случай, типичный для такой практики. Я узнал об этом деле и внимательно следил за ним, так как мы были хорошо знакомы с тем берлинским адвокатом[18]
По вышеописанным причинам хозяин обувной фабрики на востоке Германии был заключен под стражу. Его жене удалось связаться с адвокатом из Берлина, который, будучи командующим штурмовыми отрядами в 1914–1918 гг., полностью проигнорировал «сигнал». После того, как он убедился в несостоятельности выдвинутых обвинений, адвокат решил, не опасаясь за свою судьбу и практику, представлять интересы хозяина фабрики в суде.
Он направился в восточную часть Германии, где содержался обвиняемый, и даже там проигнорировал настойчивый «сигнал». Ему пришлось буквально прорываться в камеру, но каким-то образом он добился, чтобы его оставили наедине с заключенным.
Вернулся в Берлин и снова отправился в управление гау. И еще не раз наносил туда визиты. Между всесильным управлением гау и адвокатом разгорелось настоящее сражение. Департамент Геринга издал указ, которому даже управление гау не могло не подчиниться, в результате хозяин фабрики был освобожден, адвокат спас не только его права на собственность, но и жизнь.
Вся вина владельца заключалась в том, что его многомиллионный семейный бизнес каким-то образом помешал одному из членов партии или планам партии. Также вероятно, что он просто попал в поле зрения какой-нибудь прожорливой партийной шишки. Как я писал, отыскать причину для устранения пожилого хозяина было делом несложным, подобные оправдания всегда подтверждали это. В данном случае владелец фабрики в помощь супруге нанял двух учениц для уборки дома. Но поскольку в доме жили всего двое хозяев, владелец официально не нуждался в наемной рабочей силе. Более того, его обвинили в изнасиловании женщин-работниц (владелец по характеру был человеком добрым и часто подвозил женщин и девушек на работу до фабрики). В результате его объявили недееспособным. Но этому человеку повезло. В итоге он мог пожаловаться только на исчезновение двух ценных станков — за время его ареста их разобрали и увезли куда-то.
