Итак, было очевидно, что убийца вошел в спальню либо со второго этажа — и тогда это был один из них, либо с улицы — тогда это был кто-то чужой, кого они, возможно, вообще не знали. На сем и остановились.
— Где живет эта супружеская пара? — спросил Лу, спускаясь по лестнице в гостиную. — И почему их до сих пор нет, ведь уже пора завтракать.
— У них по воскресеньям выходной. Они собирались поехать к дочери в Байенну, — отозвалась фрейлейн Шацки.
— И кто же в таком случае подал бы нам завтрак, если бы Ульрику… если бы ничего не произошло?
Фрейлейн Шацки нахмурилась:
— Вот этого я не знаю. Ульрика с ними вчера говорила. Наверное, они оставили холодные мясные закуски. Мы бы сами о себе позаботились.
— Вы не находите это странным? — Фрюхт направился в кухню. — Здесь действительно приготовлены два блюда с мясом и булочки, даже чай в кувшин насыпан, — крикнул он оттуда.
— Как будто знала. Как будто специально все подготовила. Это свидетельствует в пользу самоубийства, господа, — заметил Лy.
— Пожалуй, не стоит дольше тянуть, надо звонить в полицию, — сказала Анна-Мария.
Лонгфелло схватил ее за руку:
— Погоди. Позвонить в полицию мы всегда успеем.
— Улики могут выветриться, — несмело проговорила фрейлейн Шацки. — Я имею в виду — запах убийцы или еще какие-то следы.
Лонгфелло пропустил ее слова мимо ушей. Он предложил для начала позавтракать и выпить кофе. Глядишь, еще что-нибудь придет в голову.
— Умираю от голода, — сказал муж С., потягиваясь в дверях кухни. На нем была старая полосатая пижама, в которой он выглядел как обитатель дома престарелых. С. ненавидела эти застиранные полоски. — Ты вчера ушла спать до ужина, и я ничего не ел.
Она окинула его ледяным взором.
— Если б взглядом можно было убивать, я был бы уже мертв. — Он обнял ее и поцеловал. — А что у нас на завтрак? Сегодня воскресенье.
С. твердо решила, что не позволит оторвать себя от чтения.
— Допустим, это кто-то из нас, — начал Лонгфелло с набитым ртом. — Хм, извините, сейчас проглочу. Кто-то из нас… Вы помните наши игры, в состоянии их воспроизвести? Кто чаще других убивал Ульрику и по каким мотивам? Не помните?
— Да ее, наверное, каждый из нас убил как минимум раз, — сказала Анна-Мария.
Фрейлейн Шацки подскочила на стуле.
— Только не я! Я не убила ее ни разу!
— И почему, позвольте узнать? — язвительно поинтересовался Фрюхт.
Фрейлейн Шацки тотчас зарделась, как пион.
— Я бы не посмела. Она столько лет меня обеспечивала!
С. уже начинала терять терпение. Они топтались на месте. Как они могли есть в такую минуту? Сборище идиотов. Она отложила книгу и велела мужу порезать грудинку. Вскоре дивный запах воскресной яичницы разбудил детей. Таскать продукты, готовить, подавать на стол — половина моей жизни крутится вокруг еды. Живи я одна, даже яйца всмятку не стала б себе варить, подумала она. За завтраком не удалось избежать небольшого скандала по поводу того, во сколько вчера вернулся сын. Кончилось тем, что сын оставил яичницу недоеденной и заперся у себя в комнате. Через пару минут оттуда донеслась монотонно-ритмичная музыка.
— Говнюк, — сказал муж С. и вышел из кухни.
Дочь, словно бы ничего не произошло, попросила С. покрасить ей волосы в красный цвет. С. ответила, что хорошо, конечно, но только после того, как дочь приберет после завтрака. Сама же закрылась в ванной и стала читать дальше.
— А вам не кажется, что ситуация очень странная? Все мы — авторы детективных романов, но как только с нами произошло нечто похожее на то, что происходит в наших книгах, мы сразу оказались беспомощны, совершенно беспомощны, — сказал Лу.
— Интересная мысль, — подытожил Фрюхт.
— У нас мало данных. Типичный случай: ни у кого нет алиби, трудно определить мотивы… — начал Лонгфелло.
Анна-Мария взяла еще кусок ветчины.
— Сама мысль о том, что среди нас убийца… это как-то странно.
— Хороший сыщик нас бы как-то психологически раскрутил, вы не находите? — сказал Лонгфелло. — Еще чаю?
Фрейлейн Шацки аккуратно положила вилку и нож на пустую тарелку.
— По-моему, надо звонить в полицию.
Лонгфелло стукнул кулаком по столу и встал, словно эта реплика прозвучала для него как призыв к действию.
— Послушайте, — сказал он. — Дадим себе еще один шанс. Поищем следы, постараемся отыскать улики. Предлагаю выйти из дома и все осмотреть.
— Что вы задумали? — с подозрением спросил Фрюхт.
— Если кто-то вошел снаружи, должен же он был оставить хоть какие-то следы, верно? Отпечаток ботинка, окурок и так далее. Если ничего не обнаружим — позвоним в полицию.
Наверное, в его энтузиазме было что-то заразительное, поскольку все поднялись из-за стола. Кроме Лу.
— Если мы всем скопом выйдем на улицу, мы всё затопчем, — сказал он, рассматривая свои ногти.
— Будем передвигаться осторожно, — парировал Лонгфелло уже с порога.
Нет, это невозможно читать, подумала С. Дочь тихонько поскреблась в дверь ванной и сказала, что уже развела краску.
— Сейчас иду, — ответила С.
Она вошла в спальню Ульрики, стараясь не смотреть на тело, лежащее на кровати, но ей это не удалось. При свете дня Ульрика выглядела гораздо хуже, не помогал даже парик. Тонкие костлявые пальцы, лежащие на одеяле, походили на веточки экзотического дерева. Полуоткрытый рот — как провал, ведущий к подземным склепам, сырым и темным. Однако С. не казалось, что это тело ассоциируется со смертью — оно скорее походило на реалистичное изваяние, восковую фигуру, трагическую, но не страшную. Она осторожно взяла нож, все еще лежавший на постели, и стерла с него запекшуюся кровь. На цыпочках спустилась вниз и через полуоткрытую дверь вышла на террасу, а оттуда в парк. И тут же попятилась, заметив Лонгфелло и Анну-Марию — они что-то искали под рододендронами. Вскоре они скрылись. Еще она увидела фрейлейн Шацки — та сосредоточенно изучала обочину каштановой аллеи. Вдали, на почерневших от дождя и солнца качелях, качался Лу с сигаретой в зубах. Он что-то прокричал Лонгфелло и Анне-Марии. С. вернулась в дом и вышла в парк через парадную дверь. И сразу услышала шорох — это Фрюхт разгребал прутиком прелую листву у стены под окнами спальни Ульрики. С. отделяло от него всего несколько шагов. Она крепко сжала в руке нож и подкралась к нему, как кошка. С. даже обрадовалась, что это будет Фрюхт — он ей очень не нравился.
— Открой глаза, ты умер, — сказала С., а он вздрогнул и повернулся к ней.
И тогда она нанесла удар. Его глаза расширились, потом взгляд сделался невидящим и устремился в небо. Фрюхт осел на землю, не глядя на нее, поглощенный своим умиранием. С. не стала ждать. Вернулась в дом, вытерла нож о скатерть и положила на стол в гостиной.
