Ловиан вздохнула. Поскольку они были одни, то она могла позволить себе говорить откровенно.
— Предполагаю, все дело в эльфийской крови, которая течет в их жилах.
— Я тоже так думаю, хотя у Родды ее и немного.
— Целая четверть, не стоит об этом забывать. Не верь собственной лжи о следах эльфийской крови в роду Майлвадов.
— Ну, это не ложь, потому что она на самом деле у Майлвадов есть. Но, конечно, здесь совсем другое дело. Как я понимаю, ты намерена когда-нибудь удачно выдать девочку замуж?
— Устроить брак, который сыграет важную роль. Я собираюсь научить ее, как заставить любой брак служить ее собственным целям. Если Родда овладеет искусством направлять своеволие в нужное русло, то станет женщиной, с которой будут считаться в Элдисе, независимо от того, законнорожденная она или нет.
Невин согласился с Ловиан, пробормотав что-то неопределенное. Не стоит добавлять новый груз к той тяжести, которую она несет на плечах. Но про себя он задумался: удастся ли когда-нибудь обуздать этого ребенка и заставить ее вести себя так, как подобает женщине благородного происхождения? Рано или поздно дикая кровь эльфов заявит о себе.
Прежде чем уехать из дана Брослин, Невин занялся дальновидением, чтобы узнать, как обстоят дела у Родри, и выяснил, что с ним все в порядке, о чем и сообщил Ловиан.
Когда он отправлялся в путь, ведя за собой вьючного мула, то почувствовал опасение, которое в равной степени являлось и следствием логики, и предупреждением двеомера.
Прошлым летом он сам и другие, изучающие двеомер Света, добились ряда побед над теми, кто следовал двеомером Тьмы.
Они не только разрушили хитрый заговор мастеров черного двеомера, но и лишили их одного из главных источников дохода, импорта опиума и различных ядов в королевство.
Мастера черного двеомера непременно захотят отомстить. Невин напомнил себе, что во время странствий должен неизменно оставаться начеку. Конечно, мастера черного двеомера будут готовиться к ответному удару на протяжении долгих лет, чтобы попытаться разработать как можно более хитрый и запутанный план, который очень сложно раскрыть. «Да, вероятно это займет у них много лет», — подумал Невин, но тут же у него по спине пробежал холодок — магическое предупреждение.
Поскольку мастерам черного двеомера угрожали, они, несомненно, ударят так быстро, как только смогут. Единственным вопросом был: насколько скоро это произойдет?
Другие, более обыденные, проблемы также требовали внимания Невина. Гвербретрин был слишком богатым, слишком желанным, чтобы в нем сохранялся мир, если линия наследования нарушится. Невину очень не хотелось участвовать во вражде благородных кланов.
Однако долг перед вирдом Родри — вирдом, который был отмечен двеомером, — накладывал на Невина также определенный долг перед всем раном Родри и его подданными, которые предпочитают мир войне.
В отличие от господ благородного происхождения, вроде Талида, Невин будет сражаться любым доступным оружием за безопасность Аберуина. Несмотря на то, что Ловиан скептически относилась к его политическим навыкам (о чем он прекрасно знал), для этой схватки Невин был вооружен лучше, чем какой-либо человек в королевстве, вплоть до самых мудрых советников короля.
«О, я владею парой недурных уловок, — подумал Невин. — А наш Родри оказался в самом центре той небольшой заварушки, несмотря на то, что являлся простым всадником из боевого отряда и человеком вне закона!»
То, о чем вспомнил Невин, случилось более ста лет назад. Невин знал, что означает борьба за трон.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯДэверри и Пирдон833-845
Дилли-Невидимка отправился к реке
Глянуть: что там любопытного мелькает вдалеке?
И что же он увидел? А он увидел скоро:
Исподнее стирает там сам король Керрмора!
Старинная народная песня Элдиса
Глава первая
Год 833. Слумар II, король, проживающий в дане Дэверри, был серьезно ранен во время сражения. Второй сын Глина II, короля Керрмора, родился мертвым. Мы посчитали это плохими знаками. Только позднее мы поймем, что мудрый Бел готовил мир для своего народа…
«Священные хроники Лухкарна»
Мухи были хуже всего. Умирать и без того плохо, но мухи, облепившие лицо, казались несправедливым унижением. Они жужжали вокруг раны и пытались пить кровь. Попытки отогнать их причиняли слишком много боли. Его ранили в правый бок, чуть ниже подмышки.
Маддин предполагал, что если бы кто-нибудь зашил ему рану, то он мог бы выжить, но поскольку он находился один в диких горах, то обречен умереть. Маддин не видел оснований лгать себе: он истекает кровью. Он ухватился за луку седла левой рукой, держа правую приподнятой. Рана горела огнем, если ее касаться. Кровь продолжала пузыриться и выходить сквозь разбитую кольчугу, а огромные, блестящие, черные с синим отливом мухи все прилетали и прилетали. Время от времени мухи кусали его коня который слишком устал и мог только протестующе бить копытом.
Маддин остался последним из своего боевого отряда. Когда он умрет, победа врага станет полной. Поэтому Маддин считал делом чести попытаться хоть на какое-то время отсрочить этот миг. Это казалось важным, и он медленно ехал сквозь золотистый осенний туман, чтобы лишить их окончательного торжества еще на двадцать минут. Примерно в миле впереди находилось озеро, золотистая поверхность которого блестела в лучах заходящего солнца. Вдоль берега стояли белые березы. Они дрожали на поднимающемся ветру. Маддину хотелось пить. После мух жажда была худшим. У него во рту стало так сухо, что он едва мог дышать. Конь медленно, но прямо шел к озеру. Смерть не имеет значения, только бы ему вначале напиться.
Озеро приближалось. Маддин увидел тростник — темные штрихи на фоне яркой воды — и белую цаплю, стоящую на одной ноге у берега. Затем что-то случилось с солнцем. Оно не садилось прямо, но качалось из стороны в сторону, подобно фонарю, который кто-то держит в руке во время ходьбы. Небо потемнело, как ночью, а солнце продолжало качаться, взад и вперед, по большой дуге. Оно высоко взлетало над ним, до самого зенита, и светило все ярче. Затем наступила тьма. Здесь пахло притоптанной травой, гудели мухи и мучила жажда. А после осталась только тьма.
Во тьме горел фонарь. Вначале Маддин думал, что это солнце, но свет был слишком слабым и слишком ровным. Над ним склонилось лицо старика. У старика была густая копна седых волос и холодные голубые глаза.
— Рикин! — Голос старика звучал тихо, но напряженно. — Рикко, посмотри на меня.
Маддин никогда раньше не слышал этого имени, но каким-то образом знал, что это его имя, и попытался на него отозваться. Его губы оказались слишком сухими и не могли шевелиться. Старик поднес холодную чашу с водой к его рту и помог напиться. Сладкая и холодная вода. «В конце концов, я все-таки не умру от жажды», — подумал Маддин. И снова спустилась тьма.
