Он подтянул коня к себе и хотел вскочить на пего.
В этот момент на него упала тяжелая сеть, которая на мгновение опутала его. Но действительно только на мгновение. Конан согнулся, и не успели солдаты, набросившие па него сеть, опомниться, как он прорезал кинжалом дырку для головы и просунул через нее еще и руку с мечом. Но тут на него набросились по меньшей мере восемь солдат дворцовой стражи Сенхора. Сеть мешала Конану быстро двигаться, но, с другой стороны, она предохраняла его от легких ударов.
Киммериец оперся спиной о круглую стену башни и отражал удары. Он сражался тихо и яростно. Ему было ясно, чья это работа. Сунт-Аграм организовал это с помощью барона Тевонидиса, которого Конан снял с поста начальника термезанского гарнизона, и, кроме того, доказал, что тот расхищал королевскую казну.
Барон вошел в открытую калитку и оперся о стену башни в нескольких шагах от сражающихся. Его массивная фигура была закутана в серый плащ. Круглое невыразительное лицо украшали пышные усы, почти полностью закрывавшие рот. Правой рукой он опирался на грубо отесанные камни стены, левая рука в перчатке играла с огромным рубином, который был вставлен в рукоятку его меча. Это было «старое родовое оружие, которое бароны из рода Тевонидисов получили еще когда-то в седой древности и которое все это время передавалось от отца к сыну.
Барон Тевонидис, потерев левой рукой лицо, расправил усы и недовольно заворчал, видя что его солдаты не могут справиться с опутанным сетью Конаном.
Солдатам не хватало места, поэтому они больше мешали, чем помогали друг другу. Конан с остервенением пытался освободиться от сети, что ему не удавалось даже при его сверхчеловеческой силе. Однако он сумел просунуть вторую руку в прорезанное отверстие, и сеть теперь образовывала вокруг его тела своеобразную юбку, начинавшуюся сразу подмышками.
Кровь, хлынувшая из перерезанного горла очередного противника, на мгновение ослепила его, так что он не успел отреагировать на выпад другого солдата. Боковой удар мечом, выполненный с большой силой, рассек еще несколько ячеек сети и поранил Конану три ребра. Однако у солдата не было времени порадоваться тому, что он нанес рану лучшему фехтовальщику Термезана. Киммериец, начав свой удар слева вверх, потом дернул меч вниз. Оружие, описавшее столь странную петлю, могла удержать только ужасающая сила Конана. Рука солдата, ранившего его, отлетела в сторону и упала на землю, все еще сжимая меч. Солдат схватился за плечо, из которого бил фонтан крови и зашатался. Непонимающими глазами он уставился на то место, где только что была его правая рука. Только спустя невероятно долгое время ноги пол ним подкосились, и солдат свалился в лужу собственной крови.
Между тем Конан уже давно занимался следующими противниками. Ударом плашмя в голову он лишил сознания другого солдата. Оружие варвара описало дугу и прорвало оборону еще одного воина, перебив ему несколько ребер.
Барон Тевонидис уже не мог смотреть на бойню своих солдат. Медленным и осторожным шагом он начал красться вдоль стены. Конан заметил его, когда было уже поздно.
Он только что обезвредил шестого солдата, когда заметил приближающийся клинок. Он поднял руку с кинжалом и попытался отразить удар. Но его реакция была слишком замедленной. Кроме того, он рассчитывал на то, что барон попытается его убить. Тевонидис, который до появления Конана был, вероятно, самым лучшим фехтовальщиком Термезана, заметив ошибку Конана, рассмеялся. Он не собирался убивать его. Тот ему нужен живой.
Страшный удар рукоятью меча в голову лишил огромного варвара сознания.
— Свяжите его! — приказал барон и медленным изящным движением засунул родовой меч Тевонидисов в богато украшенные ножны. Оружие проскользнуло туда с тихим звяканьем. — Да как следует! Минимум трижды. Ведь говорят, что у него силы на троих, так чтобы ни одного не обидеть.
Двое оставшихся солдат громко рассмеялись. Они оценили шутку своего хозяина по достоинству. Это всегда полезно. Они связали киммерийца так, что он выглядел, словно моток веревок.
Глава III
«Черная башня»
Высокая костлявая фигура, закутанная в синий плащ с капюшоном, на котором выделялись расширяющиеся сверху вниз желтые полосы, сидела за столом. Человек опирался головой о сложенные руки. Длинные черные, сильно поседевшие волосы закрывали все его лицо, так что не видно было, спит он, размышляет или просто отдыхает.
Комната, в которой он находился, была не слишком большой, так что камин, в котором пылали толстые поленья, не только довольно хорошо освещал, но и прекрасно нагрел ее. На каменных стенах не было видно ни ковров, ни развешанного оружия. Вдоль одной из стен тянулись тонкие решетки полочек, заполненных пожелтевшими пергаментами. У кровати, стоящей у стены напротив входа, не было балдахина, ни каких-либо особенных украшений, ни высоко взбитых подушек. Все здесь скорее выглядело бедно или строго. Ни одну из стен не украшало окно, так что никакой посетитель не мог угадать, на каком этаже находится эта комната.
Стол с массивной крышкой стоял на причудливо изогнутых ножках. При ближайшем рассмотрении его крышка производила отвратительное впечатление. Всю ее поверхность покрывали разноцветные пятна всевозможных размеров а местами и лужицы не засохших жидкостей. На некоторых лужицах пировали тучи мух. Другие лужицы мухи тщательно обходили, как будто знали, что для них они небезопасны.
Человек, вошедший в комнату, был закутан в серый плащ, который не мог скрыть его могучей фигуры. Однако двигался он тихо и грациозно. Он остановился в двух шагах от двери, видимо, не решаясь побеспокоить хозяина комнаты. Он стоял тихо и даже старался дышать как можно тише, и только взволнованно пощипывал левой рукой пышные усы.
— Ну что? Привезли? — не поднимая головы прохрипел чародей и откашлялся, прочищая горло.
— Да, господин! Но это было нелегко, — посетитель вытер с лица несуществующий пот, как будто только что окончил бой с огромным варваром.
— Нелегко, — согласился чародей Сунт-Аграм. — Не помоги я вам своим волшебством, вы бы в лучшем случае оказались на виселице, а в худшем — в моем любимом лабиринте.
Барон Тевонидис содрогнулся, но потом взял себя в руки. Он выпрямился, так что плащ распахнулся и из-под его полы стала видна рука, судорожно сжимающая рукоятку меча.
Лишь огромным усилием воли ему удалось скривить губы так, чтобы это было похоже на улыбку.
— Согласен, я не хотел бы сражаться с этими… — какое-то мгновение он подыскивал подходящее слово, но потом безнадежно махнул рукой. — К тому же для забавы других, — содрогнулся он от отвращения.
— Однако когда ты можешь играть, то это тебе не так неприятно, не так ли? — откровенно ухмыльнулся чародей, и глаза его сверкнули. — Хотя ты проиграл уже много денег.
Барон стал красным, как рак. В приличном обществе о проигранных деньгах не напоминают. Но чародей был фигурой совершенно особой, поэтому Тевонидису пришлось промолчать, ничем не проявляя кипевшую в нем злость.
