Однако в этот прекрасный весенний день почти все было не так, как обычно.
Смотревшему в дворцовое окно невысокому человеку на вид сравнялось сорок, хотя оценить это мог только внимательный наблюдатель. Ибо на первый взгляд лицо его казалось старым — посеревшее от недосыпания, угрюмое. В глубине комнатки, на роскошном коричневом ковре, две молодые женщины с внешностью породистых невольниц пытались играть с детьми, мальчиком и девочкой, — малышам было около семи и пяти лет. Они напоминали человека у окна, а сходство казалось тем большим, что игра мало их увлекала — взгляды детских глаз были угасшими, а личики просто грустными.
Несколько дней назад дети потеряли мать, а мужчина — жену. Минувшим утром состоялись похороны по простому морскому обряду — ибо именно таких просила в прощальном письме ее высочество княгиня Алида, госпожа Агар. Она всегда боялась моря и плаваний, плохо переносила пребывание на борту корабля, но соленую воду любил ее муж, и княгиня хотела навсегда остаться рядом с ним.
Она была хорошей женой. Даже, можно сказать, прекрасной. У князя Раладана, вечного бродяги, пирата, искателя приключений, было очень маленькое сердце, в котором нашлось место только для двоих: приемной дочери — девушки, вверенной его опеке много лет назад, — и симпатичной невысокой женщине, с которой он когда-то познакомился при весьма необычных обстоятельствах и которая потом терпеливо его ждала. А потом снова ждала и ждала его возвращения из очередного рейса; она умела ждать. Жена моряка. Она давала ему… отдых. Она была портом, городом, в который возвращаются.
В тесном сердце вечного пирата не поместились даже его собственные дети. Он привязался к ним и заботился о них, умел даже проявить чуточку нежности и тепла — но едва ли любил по-настоящему.
Открылась дверь, и в комнатку вошла еще одна красивая девушка в коротком белом платье домашней невольницы.
— Ваше высочество, княжна только что вернулась.
Мужчина отвернулся от окна и скривил губы в горькой улыбке.
— Хватит с меня «его высочества». У самозваной княгини, моей жены, были какие-то политические планы, и ей требовались титулы. Но я никогда не мог привыкнуть к подобной помпезности и слушал все эти глупости только ради нее. Княгини Алиды больше нет, так что нет и «его высочества», хватит.
Сидевшая на полу девочка расплакалась, и одна из невольниц прижала ее к себе.
Молодая женщина у дверей — как и каждая хорошая служанка, наблюдательная и чуткая ко всему, что нравится или не нравится ее господину, — явно не была удивлена; напротив, она давно уже заметила, что супруг княгини кривится каждый раз, услышав «ваше высочество».
— Но в таком случае как нам следует обращаться к вашему… — Она не договорила, слегка прикусив губу.
— Все равно, придумайте что-нибудь подходящее для предводителя пиратского флота. Я никакой не князь и никогда им не был, а агарского княжества не будет уже через несколько месяцев… Где княжна?
Следуя некоей странной логике, властитель острова отрицал собственный титул и вместе с тем без каких-либо усилий даровал его приемной дочери. Впрочем, ей это подходило — по крайней мере, когда она пребывала в Ахелии, а не на борту корабля. Рожденная и воспитанная в прекрасном, полном старых традиций доме, она разговаривала с произношением высокородной гаррийки, что порой выглядело смешно в сочетании с низкопробным языком матросов.
— Направилась к себе.
Раладан вышел.
Ридарета — когда она вообще находилась в крепости, что случалось редко, — имела в своем распоряжении две комнатки на самом верху. Вскарабкавшись по крутой узкой лестнице — поскольку «дворец» был все же частью оборонительного сооружения, которое в любой момент могло вновь исполнять свои первоначальные функции. — Раладан без какого-либо предупреждения открыл маленькую, окованную посеребренным железом дверь. Княжна, как обычно, сидела перед зеркалом, вернее, перед тремя зеркалами, из которых два боковых крепились к среднему на петлях. Любование собственной прелестью являлось излюбленным занятием, неспособным наскучить одноглазой красавице, черты и формы которой казались просто… неестественными. Ибо и в самом деле ее красота лишь в ничтожной степени была творением природы и наследием родителей. Агарский князь помнил тот день, когда увидел Ридарету впервые: симпатичную стройную девушку с пышными волосами и грудью умеренной величины… Женщина, на которую он сейчас смотрел, имела с той мало общего. И не потому, что прошло полтора десятка лет…
— О, Раладан, — сказала она отражению в зеркале. — Я как раз собиралась идти к тебе.
— Я велел предупредить о твоем возвращении.
Она встала и, когда он подошел, крепко обняла его за шею.
— Мне ее не хватает, — сказала она, уткнувшись носом в плечо опекуна. — Не могу прийти в себя после похорон. Я думала, что ее не люблю, а тем временем… я в ней нуждалась.
— Вот именно. В ней нуждались все, каждый на этих двух островах. И все вскоре убедятся, насколько сильно.
Он чувствовал себя крайне подавленным и не скрывал этого. Но плакать старый пират, похоже, просто не умел.
Слегка коснувшись ее виска, он бесцеремонно уселся на разбросанную постель. Княжна никогда ничего не убирала и даже не приказывала убирать прислуге, которая в ее отсутствие, конечно, делала все что положено, но достаточно было нескольких мгновений, чтобы прекрасная Рида снова превратила свою спальню в свалку. Ее корабли выглядели точно так же, и Раладан не мог этого вынести. На судах, которыми командовала его дочь, он попросту не бывал; лишь однажды он ступил на палубу «Гнилого трупа», ибо никак иначе не мог вернуться домой. Он предпочел бы возвращаться вплавь, но было слишком далеко.
— Ну вот, Рида, ты стала княгиней.
— Об этом не может быть и речи, — не задумываясь, ответила она, будто ожидала подобных слов. — Во-первых, наследник — Невин.
— Ему шесть лет.
— Семь.
— Ну да, ему семь лет. Даже если бы было так, как ты говоришь… А это не так, ибо давно уже известно, кто займет…
— Тра-ля-ля. Известно, неизвестно…
— Ты сама охотно именовала себя наследницей трона.
— Потому что это красиво звучит, — сказала она. — Ты князь этих островов, а после тебя — твой сын. Потом дочь. Я бессмертная и еще успею.
— Я тоже долговечный, Рида. Во всяком случае, я… не старею, — напомнил он.
— Тебя убьют в какой-нибудь драке. Я подожду.
— Ты прекрасно знаешь, что я не буду тут сидеть и править.
— Тогда сделай регентом Бохеда или другого офицера с «Делары», — посоветовала она, снова устраиваясь перед зеркалом и принимаясь расчесывать гребнем распущенные волосы. — Или повара из дворца — все равно он не умеет готовить. У тебя здесь сын и дочь, и ты им нужен сейчас больше чем когда-либо. Эти дети ни в чем не виноваты. Я люблю их.
— Они ни в чем не виноваты и потому не заслуживают постоянного пребывания рядом с отцом, который их терпит при условии, что видит их раз в три месяца или еще реже.
