Прогноз: шок от удара о поверхность воды, проникновение воды в легкие, смерть.
Команда всем блокам и устройствам: переход в экстремальный режим. Функциональная подпрограмма: спасение утопающего. Скорость выполнения команд: максимальная.
Прыжок.
Полет.
Падение.
Удар.
Режим подводного плавания.
Обзор отсутствует ввиду скудного освещения и наличия в воде мельчайших частиц грунта. Переход на режим гидролокации.
Человек обнаружен у самого дна. Буксировать человека к берегу. Сканирование сигналов головного мозга: человек еще жив. Оказать ему первую помощь по стандартной программе. Удаление воды из легких. Искусственное дыхание. Контроль пульса, дыхания, биотоков. Инъекция стимулятора в сердечную мышцу.
Функциональная подпрограмма выполнена. Пульс и дыхание человека — в норме, угрозы жизни нет.
Человек открывает глаза. Ритм работы его сердца учащен — следствие эмоционального стресса.
Запрос:
— Могу ли я еще чем-нибудь помочь вам, сэр? Прикажете доставить вас домой или в какое-либо медицинское учреждение?
Человек еле слышно произносит:
— Кто… кто просил тебя спасать меня, дубина?
— Ваш вопрос некорректен, сэр. Я оказываю помощь людям, чья жизнь подвергается опасности, без предварительного запроса. Я так запрограммирован, сэр.
— Болван! Какой же ты идиот, Умелец! Ведь я сам хотел, понимаешь?!.. Я сам хотел умереть!
— Не понимаю, сэр. В чем причина вашего стремления к самоуничтожению? Может быть, я чем-нибудь смог бы помочь вам?
— Нет, не сможешь, — хрипит человек. — И никто на свете не сможет!.. Как бы тебе это растолковать получше? Просто-напросто однажды человек может прийти к выводу, что он никому — понимаешь, абсолютно никому! — не нужен!.. У него нет ни друзей, ни близких. То, ради чего он существовал, потеряло всякий смысл. И когда этот человек думает, что большую часть прожитых лет он растратил понапрасну, им овладевает отчаяние. Ничего уже не исправить, ничего не вернуть!.. Человек чувствует себя таким одиноким… как, наверное, чувствует себя засохший лист на ветке среди зеленых, живых листьев! Возможно, в своем несчастии человек виновен сам, но от осознания этого ему становится только хуже… Как, по-твоему: стоит ли тогда продолжать жить?
— Жить всегда стоит, сэр. Тенденция любой разумной системы заключается в стремлении к продлению своего существования, именно этим она и отличается от неразумных систем. Вам, видимо, необходимо выработать другую функциональную программу своей жизнедеятельности, сэр, если выполнение прежней зашло в тупик…
— Эх, Умелец!.. Ты забываешь, что я — человек, а не киборг, а люди не всегда способны приказать себе начать новую жизнь… Ладно, ступай своей дорогой!
8. ОСЬ “Y”
— Ничего страшного, дружище, — невозмутимо сказал Шерм и потянулся за треугольником, чтобы выстроить шары в центре стола. — Проигрыш оказывает положительное воздействие на игрока, заставляя его стремиться к выигрышу…
Он повторял эту незамысловатую сентенцию после каждой выигранной партии. Если учесть, что он выиграл у Лигума уже три раза подряд, то станет ясно, почему Лигуму все больше не нравилось фамильярное обращение “дружище” со стороны своего партнера. Играть с Шермом было бессмысленно ввиду его нечеловеческой безошибочности. Он использовал даже самые крохотные промахи и подставки своего партнера. Он загонял в лузу самые безнадежные шары из совершенно немыслимых положений. Его рука, вооруженная кием, ни разу не дрогнула, а удар рассчитывался до миллиграммов и миллиметров, чтобы не только загнать в лузу “чужой” шар, но и, если есть хоть малейший шанс, еще и “свой”, после замысловатого рикошета…
— Разбивайте, дружище, — предложил Шерм Лигуму и закинул свой кий за голову, зажав его концы в кулаках.
Лигум прицелился и ударил, разнося в пух и прах четкое геометрическое построение шаров, которые мгновенно брызнули в разные стороны по зеленому сукну так, будто превратились в увеличенные во много раз молекулы. Вопреки ожиданиям Лигума, надеявшегося хотя бы на два очка, в среднюю лузу закатился лишь один шар — и то какой-то хилый, потому что долго раздумывал, стоит ли ему вообще покидать уютную и ровную поверхность стола. И почему-то не образовалось ни единой “подставки”.
Лигум сделал глубокомысленное лицо и пошел вдоль борта, прикидывая, какой из шаров можно избрать следующей жертвой.
Склонив свою круглую, коротко стриженую голову к плечу, Шерм следил за своим противником с мягкой улыбкой. На вид ему было уже за сорок, и походил он не на хардера, а, скорее, на теннисиста или на артиста балета. У него были широкие плечи, загорелое дружелюбное лицо и мягкие точные движения, наполненные грациозной пластикой.
Наконец Лигум выбрал шар под номером тринадцать и стал тщательно целиться в него.
Шерм невозмутимо натирал мелом кончик своего кия.
— Промажете, дружище, — сообщил он через плечо. — Шар-то несчастливый. Лучше попробуйте что-то другое… вон тот, красный, например…
Но Лигум упрямо сжал губы и ударил. “Роковой” шар не отрикошетил от своего собрата в угловую лузу, а ударил его в самый центр с такой силой, что тот едва не вылетел за борт.
— Я же говорил, — мягко улыбаясь, укоризненно сказал Шерм. — Вся ваша беда, дружище, заключается в том, что вы бьете слишком резко. Словно хотите не загнать шар в лузу, а разбить его вдребезги. Будто не в бильярд играете, а расправляетесь со своими злейшими врагами…
— А как, по-вашему, надо бить? — язвительно осведомился Лигум.
И тут же раскаялся в своем насмешливом тоне, потому что Шерм скользнул бесшумно к столу и почти без подготовки тремя точнейшими ударами подряд расстрелял без промаха одну и ту же среднюю лузу.
— Не следует представлять, дружище, что перед вами не бильярдные шары, а люди, — посоветовал Шерм, обходя кошачьей походкой стол и зорко осматривая диспозицию шаров. — Иногда мы, хардеры, слишком воинственно настроены по отношению к ним. Вы не находите? — Лигум неопределенно повел головой. — Впрочем, это вполне естественная реакция, и каждый опытный хардер сталкивается с этим противоречием. Ведь, с одной стороны, он обязан защищать людей от разных опасностей и бед — и он исправно выполняет эту обязанность. Но при этом он часто испытывает на себе недоверие и даже ненависть людей к нему — хотя в нынешней ситуации это тоже понятные чувства… И, рано или поздно, хардер невольно спрашивает себя: а почему я должен оберегать их, таких несовершенных и таких враждебных? Почему я обязан любить их, если они не любят меня? Не проще ли относиться к ним не более, чем как к низшим животным, а значит — перестать с ними цацкаться и начать решать свои собственные проблемы?..
Он наклонился к столу и ударил — опять снайперски, с завидным рикошетом от борта.
