Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
— Война!
На палубе от недавней лихости остаются тяжелое дыхание да блеск в глазах.
— Ваше превосходительство! Имею честь доложить! Клипер «Алмаз» досмотрел нейтральное судно. Испанский пароход, шел из Ла-Коруньи в Гавану — по бумагам. Но приплутал почти на траверз Чарлстона. Капитан предоставил в наше распоряжение газеты.
Испанские… Контр-адмирал Лесовский принял у гардемарина чуть пожелтевшую добычу с датами двухнедельной давности. Хороший, походивший по свету моряк в любой европейской газете разберет, что ему нужно. Итак… Вот оно: «Гуэрра!» Вот причины — «каузас». «Ревуэлта ди Полако» и «Индиа». С одной стороны — «Русиа», с другой, через запятую, «Аустриа» — армейская забота, «Франкия» — значит, и флоту есть занятие, «Инглес» — работы невпроворот, и — «Нортенамериканос». Что ж, с ядрами в корме все ясно, капитан монитора с ума не сошел. Рехнулись мистер Линкольн и лорд Пальмерстон. На пару. Они же два месяца назад собирались воевать друг с другом. А теперь пожалуйста: «мутуала гаранта», и даже «Армониа Кордиал!». Что-то стряслось, пока русская эскадра штилевала и шарахалась от каждого дымка или паруса из соображений секретности. Но в этих газетах ничего нет… Слишком свежие.
Лесовский поискал в сердце подъем, который следовало бы ощущать защитнику Отечества от того, что, наконец, настала в нем нужда, — но обнаружил лишь глухую тоску. Снова коалиция! Совсем как тогда, под Севастополем. Надеялись на прибежище в американских портах, чтобы из них выйти на торговые пути и так разорить врага. Не вышло. Теперь осталось — воевать, как есть. Без баз, без надежды. И, в общем, без толку. Но экипажам лучше об обреченности не думать.
Сказать бы что, запалить сердца мужеством. Но — нет искры. Зато гардемарин — пылает. Кстати, этот — знакомый. К экзаменам готов, катер водит лихо, да еще и музыку пишет. И войне именно что рад. Для него это слово означает закончившуюся скуку, славу, подвиги — и новые музыкальные темы.
— Гардемарин Римский-Корсаков! Отлично управляетесь с катером. Получите благодарность в приказе по эскадре.
— Рад стараться!
Громко орет, уставно. А еще искренне — действительно рад. Хорошо. Теперь — возвысить голос.
— Вы привезли известие, что Отечеству нашему объявили войну Британия, Франция, Австрия и Североамериканские Штаты. Что скажете?
Задумался. Плохо… Но вот над замершей в ожидании палубой летит звонкое:
— Отомстим за Севастополь, ваше превосходительство!
Не подвел. Хорошая искра. Теперь раздуть немного.
— Все слышали? Этим и займемся. У меня приказ — базироваться на американские порты. Что ж, Северные Штаты — не единственный сорт американцев. Курс на Чарлстон! А углем разживемся по дороге.
Про силы блокады никто и спрашивать не стал. Позже выяснилось, что для них у адмирала Лесовского был план. План, что сработал лишь отчасти.
Алексееву поначалу казалось, что бой пройдет мимо него, стороной. Идея адмирала — держать дистанцию и долбить врага рикошетами — оказалась более чем успешной. У сил блокады были калибры — и никакого умения их применять. В результате огромные ядра зря вспенивали волны, не долетая до русских кораблей. В ответ кильватерная колонна отряда гремела бортовыми залпами. Бортовые орудия нацелены «в горизонт», и по всем законам баллистики долететь до врага просто не могли. Но вмешалось мастерство, которого командам северян взять неоткуда. Нет среди них кадровых морских артиллеристов, а если бы и были — так судьба в лице ветра от них отвернулась.
Ветер гонит в сторону берега пологие, без пенных гребней, волны. Отталкиваясь от гладких грив, ядра подскакивают, и дистанция стрельбы русских пушек увеличилась почти вдвое. Старая, давно известная забава — бросить камень и считать «блинчики»: сколько раз успеет подпрыгнуть, прежде чем утонет. «Невский» стоит, по старинному обычаю, в середине строя, мачты склонены в сторону противника, словно заранее отдают почести поверженному врагу. Залпы американцев или врезаются в крутые, подветренные склоны валов, или перелетают через них, чтобы без толку плюхнуться в воду на двух третях дороги.
Вот и вся диспозиция. Остальное, как выразился капитан, «кегли, господа». Правда, упрямые. Звонкие хлопки чужих выстрелов, легкие белые дымки издали кажутся чем-то несерьезным, мало походя на тяжелый, гулкий разговор русских орудий, на взлетающие от них грозовые тучи.
— Наши-то посолидней, — сообщил один из канониров. Работают бортовые батареи, и им, ретирадным, остается лишь смотреть. Мичман проглотил готовое сорваться с языка объяснение. Матрос кругом неправ. Двухмесячный переход сказался на качестве пороха — к счастью, не фатальным образом. Северяне пользуются свежим, хранившимся на блокадных станциях. Так что, сумей они стрелять на рикошетах, — еще неизвестно, спасло бы русскую эскадру численное превосходство.
Вот двухтрубный пароход, получив очередную пробоину, на прощание плюнул из носового орудия и развернулся к берегу в надежде добраться до ближайшей отмели.
Паровой фрегат развернулся носом и попер в лоб. В третий раз за дело. Эскадра дружно повернула «все вдруг» от противника — против ветра. Такого маневра не мог проделать и сам Ушаков, у него не было паровых машин. Короткие минуты работы. И — попадание. Бомба — русского образца, взрыватель в такую нужно не аккуратно ввинчивать, а вбивать кувалдой — не разорвалась, но в носу американца чуть повыше ватерлинии образовалась аккуратная дыра, в которую так же размеренно и аккуратно начала захлестывать вода. Фрегат снова повернулся лагом. Глупо, бездарно… и мужественно. Его снаряды не долетали до врага, но фрегат вел огонь, кто-то тушил пожары, всякий раз загорающиеся с новой силой. Вот сбита труба, и злой жирный дым пополз по палубе… Вахтенные офицеры часто жалуются, что дым ест глаза — а что творится сейчас на чужом корабле? Но он продолжает стрелять, и даже чаще, чем прежде. В отчаянной попытке встать под паруса чужие матросы густо облепили ванты и мачты.
— Поют… Да не разобрать ничего.
Матросу, знающему английский на уровне «жестами объясниться в кабаке», конечно, не разобрать. А так…
…make tyrants to tremble,
Or die by our guns,
Like a «Cumberland» crew…
— Поют про корабль их флота, героический, — объяснил мичман. Про тиранов уточнять не стал. Про «знак измены» над противником тоже. С «Камберлэндом» расправился броненосец южан, в понимании северян-янки — мятежников.
На шканцах царило приподнятое настроение. Старший помощник предлагал спустить шлюпки, подобрать тонущих:
— Свои-то у них наверняка в труху-с.
— Народ подлый, — сказал командир флагмана, капитан 1-го ранга Федоровский, — за ними замечено: сперва флаг капитуляции поднимают, а потом снова начинают пальбу. Или, скажем, призовой экипаж режут. Еще в прошлом году в лондонской «Таймс» — газета солидная! — читывал. Представьте: караул снят, люди спят, и тут их огромный негр топором — чпок-чпок-чпок-чпок… Как представлю кого из наших мичманов да гардемаринов на месте той призовой команды — мороз по коже. А до берега недалеко. Доберутся.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88