– Сможешь, – твердо ответил Пачеко. – И мы оба знаем, каковы будут последствия, если не сможешь.
Глава 3
Ада проснулась на дне повозки. Ее голова трещала также яростно, как расшатанные колеса. Ее желудок стянуло в том месте, где голод встречался с тошнотой. Одна сторона лица болела от синяка размером с большую спелую оливу.
Ада села, ее суставы и мышцы словно задеревенели. Щурясь от солнца, она увидела, что впереди верхом едут двое мужчин в белых одеяниях.
Толедо нигде не было видно. Скалистые горы, окружающие город, виднелись далеко на горизонте. Вокруг раскинулись бесконечные луга. Иногда в поле зрения появлялись ветряные мельницы, отары овец и берега реки Тахо.
Но где же Джейкоб? События прошлой ночи казались расплывшимся пятном из цветов и мелодий. Они перемежались яркими моментами страха и гнева. Снова ночные кошмары. Они просачивались в каждый вдох, даже когда она забывалась под действием настойки. Она никогда не спасется, если они последовали за ней даже в то таинственное место.
Но она отчетливо помнила Джейкоба. Он поможет ей прогнать пульсирующую словно металлический барабан головную боль.
– Джейкоб? – Его имя застряло у нее на языке. – Джейкоб, где ты?
Ее хриплый голос прозвучал чрезмерно громко. Лошадь под неловким всадником испугалась и взвилась на дыбы, без труда сбросив седока.
– Фернан, – сказал третий всадник, едущий позади повозки. – Даже лошадь ехала бы верхом лучше тебя.
Усталая и сбитая с толку, Ада напряженно пыталась понять его слова, сказанные на романском языке. Кастильский диалект. Очень хорошо образованный.
– Но он же мерин, наставник, – ответил тот, кого назвали Фернаном. – Этой скотине мой легкий вес понравится гораздо больше, чем какой-нибудь похотливый жеребец. – Он встал и стряхнул со своей одежды пыль. Держась рукой за поясницу, пошел к испуганной лошади. Та нервно отступила на несколько шагов. – А вы мне не поможете?
Высокий всадник, несомненно рыцарь, натянул поводья, а затем грациозно спрыгнул на землю. Но даже на таком фоне негостеприимной равнины Меса-де-Оканья он выглядел угрожающе. Белые одежды ничуть не смягчали жесткие черты его лица. Коротко подстриженные волосы, черные как уголь, сияли на солнце.
– Тебя сбросили уже три раза, – без сочувствия в голосе сказал он. – Почему бы тебе не поехать вместе с женщиной?
– В повозке? Которую тащит осел? – Фернан выпрямился с фальшивым достоинством шута. – Я все еще мужчина.
– Ну так и сиди на лошади как мужчина.
– Сказано с терпением и милосердием истинного божьего человека, Габриэль.
– Эй? Простите меня, но где Джейкоб?
Все трое вопросительно на нее посмотрели. Она сказала это по-английски. Мало кто на Апеннинах говорил по-английски, и эти святые отцы не выразили никаких признаков понимания. Она попыталась снова задать вопрос на романском:
– Donde esta Jacob?
Габриэль подсадил Фернана в седло и, натянув вожжи, намотал их на луку своего седла. Избавившись от одной обузы, он повернулся к Аде.
– Твой друг Джейкоб находится на пути в столицу.
– В Сеговию? – спросила она.
– Донья Вальдедрона при дворе короля Альфонсо, и он поехал туда, чтобы встретиться с ней.
Предательство, как осколок стекла, вонзилось в ее сердце. Верный, надежный и обожающий Джейкоб был в Толедо ее единственным настоящим другом. Большинство подозрительно относились к ее образованности, а остальные думали, как использовать ее в своих целях. Она балансировала между ними всеми, чтобы завоевать расположение вдовствующей графини, рассчитывая на Джейкоба как на достойного доверия наперсника.
А когда жажда очередного глотка настойки брала верх, она могла рассчитывать на его заботу и осторожность.
То, что он мог покинуть ее ради прекрасной и благородной дамы, оставив этим людям, было похоже на предательство ее сестры – Мег предпочла Уилла Скарлетта своей родной плоти и крови.
Но если Джейкоб решил обойтись с ней так жестоко, она забудет о нем так же легко, как они покинули Англию. Она ничего ему не должна.
– Ну, теперь я знаю, где Джейкоб, – коротко бросила она. – Но где мы? И кто вы такие?
– Мы братья ордена Святого Сантьяго, находимся на пути в Уклее, – ответил Габриэль. – В твой новый дом.
– Вы сошли с ума?
– Не кричи.
Теплый весенний ветер разметал ее волосы.
– Мой дом в резиденции ее сиятельства в Толедо. Там мои вещи, и я требую, чтобы меня немедленно вернули туда.
– Твои вещи вместе с тобой в повозке, – сказал он. – И мы не вернемся в Толедо.
– Это возмутительно!
Он поднял черную бровь. Некоторые люди сопроводили бы это движение улыбкой или ухмылкой, но на его лице не дрогнул ни один мускул.
– Интересно, где бы был сегодня твой дом, если бы Джейкоб не спас тебя от того аукциона?
Аукцион. Воспоминания и страхи нахлынули на нее. От унижения по коже побежали мурашки, но кровь закипела.
– Неужели ни у кого из вас не осталось хоть капли сострадания?
Габриэль смотрел на нее, как смотрела бы статуя. Пожилой мужчина покачал головой, на стареющем лице появилась жалость.
– Дитя, это для твоего же блага, – сказал он.
– Более того, она сама устроила себе это. – Габриэль шагнул ближе к повозке, его белое одеяние развевалось как парус. – Скоро ты будешь страдать еще больше.
– Что вы имеете в виду?
– Твой приятель Джейкоб приедет за тобой через месяц. Моя задача сделать так, чтобы к его возвращению ты была в безопасности и свободна от опиума.
Никакого опиума. Никакого освобождения. Только ужасная боль от воздержания и безысходное отчаяние, когда она снова поддастся ему. Всегда поддавалась.
Снова ночные кошмары.
– Вы не можете сделать этого!
– Я собираюсь это сделать, – сказал Габриэль, – с твоей помощью или без нее.
– Вы собираетесь держать меня пленницей?
– Я буду более добрым хозяином, чем любой из тех, кто купил бы тебя вчера вечером.
Она попыталась вскочить, но две руки, твердых как железо, удержали ее за плечи. На мгновение, короткое как проблеск молнии, они были лицом к лицу. Как и волосы, его глаза отблескивали другими цветами – цветами заката и высокогорного плато. В этих глазах она не увидела ни намека на сочувствие или доброту. Только гнев.
Зеркало. Отражение ярости, такой же глубокой, как ее собственная.
А потом он толкнул ее мощными руками, и она оказалась снова в повозке. Ада поморщилась, но на губах промелькнула улыбка. Все-таки он не так уж бесстрастен.
