— Ну как? — спросила она, переводя дыхание. — Ваше мнение, ребятки?
Раздались свистки и громкие возгласы, а кто-то — наверное, Генри — с грохотом затопал ногами. Хэлен пожалела, что вежливость не позволяет ей заткнуть уши, чтобы избавиться от оглушительного шума; хорошо было бы вообще перенестись куда-нибудь далеко-далеко, когда вдруг ледяной голос с уже знакомой девушке пугающе отчетливой дикцией проговорил:
— Я не хотел бы оскорбить ничьи чувства, но не думаете ли вы, что стоит несколько сдержаннее давать волю энергии?
Внезапно наступившая тишина заставила сердце Хэлен сильно забиться. Ее бросило в жар, и она почувствовала, как по спине между лопатками под белой аккуратной блузочкой пробежала струйка пота. Набравшись мужества, она очень медленно повернула голову.
В проеме открытых дверей стоял Виктор Уэстон; его фигура в безупречном костюме четко выделялась на фоне серой пыльной улицы. Невозмутимый, собранный, абсолютно владеющий собой. Полностью господствующий над ошеломленной аудиторией. Его суровое лицо не выражало ничего, ни единой эмоции, даже презрения, а холодные серые глаза зорко схватывали каждую деталь, классифицируя ее, давая ей подобающую оценку. Никто и ничто не ускользнуло от этого взгляда: ни полуобнаженная Дженни, застывшая в эффектной позе, ни стоявшие, обнявшись, Томас и Сьюзен, причем одна рука Томаса лежала на груди подруги; ни чудовищный хаос, царивший в холле, — беспорядочно сваленные коробки и сумки и забытый у подножия лестницы туалетный столик.
— Вам что-нибудь нужно? — Томас первым пришел в себя. Его рука скользнула вниз и остановилась на талии Сьюзен, а нижняя челюсть воинственно выдвинулась вперед. — Вы, между прочим, на частной территории.
— Поскольку ваши забавы прекрасно видны с улицы, я сделал вывод, что к уединению вы стремитесь меньше всего.
Было заметно, что вызывающие слова Томаса не произвели на него ни малейшего впечатления. Он небрежно засунул руки в карманы брюк превосходно сшитого летнего костюма, а льющийся сзади солнечный свет делал выражение его лица еще более мрачным, чем Хэлен показалось прошлой ночью.
Она крепче обняла близнецов, чувствуя, как по ее коже пробежали мурашки. Но мурашки перешли в настоящую дрожь, охватившую ее всю, когда голос, непроницаемо холодный и оттого особенно оскорбительный, изрек:
— Я хотел бы сказать мисс Килгерран несколько слов наедине.
Не замечая вопросительного взгляда, который Томас бросил в ее сторону, Хэлен с трудом проглотила слюну. Происходящее казалось ей нереальным. Она даже тряхнула головой, надеясь, что Уэстон исчезнет. Но он не исчез. Он проследил, где она живет, и этому могло быть только одно объяснение — Виктор узнал в ней свою ночную знакомую, хотя она и уверяла себя, что это невозможно.
Один из близнецов между тем вытащил из ее волос шпильки, и густые локоны блестящим светлым облаком упали ей на плечи. Хэлен пробормотала первое, что пришло ей в голову:
— Как вы узнали, где я живу?
Конечно, это прозвучало глупо, с запозданием поняла девушка. Она, которая никогда в жизни не сказала глупости, теперь растерялась, словно пойманная преступница.
— По обычным каналам, — ответил Уэстон, и в его голосе Хэлен послышалось что-то зловещее. Он вошел в холл, обогнув груду игрушек, которые высыпались из опрокинутой сумки.
Впрочем, какая разница, подумала Хэлен, борясь с отчаянным желанием закрыть глаза.
Томас был вполне удовлетворен фактом, что Хэлен и нежданный гость, оказывается, знакомы, теснее прижал к себе Сьюзен за талию и произнес хитровато:
— Ну что, ребята, теперь у нас на очереди кровать! Все бегом наверх. Нам бы только до нее добраться.
Я придушу его когда-нибудь, подумала девушка, чувствуя, что ее нервы в первый раз в жизни сдают. Она пока ничего не могла сказать о Генри, но остальные «ребята» относились к интимной стороне жизни слишком легкомысленно, все готовы были превратить в шутку, и двусмысленные фразы слетали с их губ со стремительностью теннисных мячей на Уимблдонских турнирах. Они собирались перетащить ее кровать вниз, в цоколь, она-то знала это, но Виктор Уэстон мог подумать, что обитатели этого дома предполагают устроить оргию!
Малыши вертелись у Хэлен на коленях и просили печенье — давно подошло время их кормить. Она чувствовала себя словно парализованной; ноги стали ватными, а малыши своей тяжестью удерживали ее на стуле.
Виктор Уэстон иронически произнес:
— Кронсби знает о вашей двойной жизни? Он и правда такой простак, или вы и ему дарите ваше расположение? Я слышал, его брак дал трещину, и теперь понимаю почему.
Его лицо при этом не выражало ничего, и это было еще хуже, чем если бы он усмехался. Но как Уэстон смеет говорить такое?! Да за кого он ее принимает?!! Душа Хэлен протестовала, но этот протест никак не мог вылиться в конкретные слова. Одно присутствие этого человека, то, как он уверенно стоял здесь, по-хозяйски расставив ноги, и хладнокровно изрекал невообразимые вещи, непонятным образом сковывало ей язык.
— Когда вы появились сегодня утром, я сразу понял, что уже видел вас раньше. А когда заметил свежие царапины на ваших ногах, мне все стало ясно. Но я не верил до конца, пока не увидел собственными глазами этот вертеп.
Уголок его сурово сжатого рта дрогнул, холодные серые глаза остановились на неугомонных близнецах. Фамильное сходство было очевидным.
— Ваши. Конечно, это вовсе не удивительно.
Он качнулся на каблуках.
— Вы знаете, кто их отец?
Серые глаза, острые, как буравчики, пронзили ее насквозь, и мозг, в котором звенели гневные отрицания, неожиданно подсказал правдивый ответ:
— Нет.
Элизабет упорно отказывалась назвать имя человека, который увлек ее и бросил, едва узнав, что она беременна. Хэлен сказала правду, потому что ей нечего было скрывать. Даже в данных обстоятельствах ей не пришло в голову лгать, но шанс объяснить, что она близнецам только тетя, был упущен — Уэстон резко повернулся на каблуках и вышел.
3
— Ресторан на Фаллоу-стрит — вы сможете сами туда добраться или прислать за вами машину? — Этим утром угрюмый голос звучал еще более отрывисто и резко, чем всегда, но Хэлен, услышав его, испытала слишком большое облегчение, чтобы придавать значение деталям.
— Я приду, мистер Уэстон. И, конечно, я сумею найти дорогу, — пробормотала она.
— Я и не сомневался, что сумеете, — сухо ответил тот, и, прежде чем она успела понять, что означает подобный тон, в трубке раздались гудки.
Опустив трубку на рычаг, девушка взглянула на часы. Обед с Виктором Уэстоном назначен ровно на час. Хэлен улыбнулась. Ее охватило внезапное веселье, и она вскочила на ноги, будучи не в силах продолжать разбираться дольше с запутанными таблицами доходов и расходов, над которыми трудилась все утро.
