Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 119
В то же мгновение с противоположной стены посыпались с грохотом каменья, и узкий луч света пронзил тьму пещеры.
Благомир положил руку на плечо отрока.
– Вот оно слово! Сильнее меча и тарана. Видишь?
– Вижу, – прошептал Баян.
Они поднялись по ступеням вверх, вышли на свет.
– О пещере никому не рассказывай. – Благомир был бледен, бисер пота покрывал его виски и лоб.
Сел на камень. Посмотрел на Баяна, а у того в глазах уж такой восторг, что даже дрожит весь.
– Садись, – сказал Благомир. – Камни теплые… Я много чего знаю. Одно от учителя моего перенял, другое от людей, а есть, и не мало, что сам нашел в словесном море-океане.
Помолчал, трогая осторожно цветок колокольчика.
– Ишь какой! Кому-то и он звенит.
Сердце у Баяна стучало, и чуткий жрец слышал, как оно стучит.
– Ищу я ныне заветное слово… Много бед у народа нашего впереди. Быть ему в великой славе, но и бедствия ожидают его сокрушительные. Все переживет, перетерпит… На то они и волхвы, чтоб знать да беречь. Вот и хочу поставить сокровенное слово на небесах. Будет как стена, – улыбнулся. – Помогай старику слова собирать.
– А как?! – вырвалось у Баяна.
Благомир показал на осу, ползавшую по камню:
– Поймай!
Баян изловчился, накрыл осу да и вскрикнул, затряс ужаленной рукой. Благомир засмеялся. Притянул мальчонку к себе, подул на его ладошку, пошептал, поплевал на стороны: боль прошла.
– Вот тебе урок. Поищи слова, чтоб отваживали ос от избы, от человека, от дупел с медом.
– А где же их искать? – испугался Баян.
– Повсюду… Лукошко у тебя пусто?
– Пусто.
– Вот как будет полнехонько отборными словами, так все само собой и получится, слово к слову прилепится.
На обратной дороге Благомир пел немудреные заговоры.
– По полям, по долам, по зеленым лугам да по желтым пескам, по быстрым рекам ходил я, волхв именем Благомир, ходил, глядел, слова собирал. Как желты пески пересыпаются, реки быстрые переливаются, как с зеленой травы росы скатываются, так и с меня, с волхва, с Благомира, страх мой скатился бы. С буйной головы, с ретивого сердца, с ясных очей, с кровяных печеней и со всего тела белого.
Поманил Баяна подойти, положил руку на плечо.
– Складно пою?
– Складно.
– Спрашивай, коли чего спросить хочется.
– Про что заговор?
– От испуга.
– Неужто ты, волхв Благомир, чего боишься?
– Кому много открыто, у того страхов великое множество, – вздохнул старец. – Предчувствия томят… Ты слушай да учись ладу в словах.
И опять запел:
– Выйду я, волхв Благомир, во чистое поле, стану лицом ко дню, хребтом к ночи. Акиры и Оры и како идут цари, царицы, короли, королицы, князи, княгини, народы и роды да не думают зла и лиха, а видят меня, волхва Благомира – да сердцами-то возвеселятся, возрадуются. Как не поворотить колесницу небесную, пресветлую, вспять, так и слова моего не поворотить. Во веки веков.
И опять подозвал Баяна:
– Чтоб с пустым лукошком не являться, собирай грибы… Смотри, боровички какие стоят!
Баян рад, что дело ему указали. Собирает крепыши, да все невеликие попадаются, плоховато лукошко полнится.
– Погляди-ка в тех молоденьких дубках, – показал Благомир. – Там место влажное, а землю поутру парило.
Кинулся Баян в дубки, а там – чудо! Стоит гриб – сам в аршин и шапка в аршин.
– Ох ты! Ох ты! – закричал Баян, призывая Благомира.
Волхв подошел, посмотрел, удивился:
– Таких молодцов я, пожалуй, не видывал. Твое счастье.
Нес Баян гриб на плече.
Всяк пришел на этот боровик поглядеть. А ребята, черногубые от вишни, еще и позавидовали товарищу:
– Ты хоть мал, да удал. Тебе сам царь грибов дался!
Баян не смотрел в глаза товарищам: показаны ему были дивные чудеса, а рассказать про то нельзя. Заповедано.
Диво огня
Баяна определили в подпаски. В стаде было сорок коров. Пастухов двое. Один пастух учил подпаска играть на гуслях, другой на рожке. Рожок – берестяной ремень, вырезанный из ровнехонького молодого дерева. Захотелось поиграть, коров взбодрить, зверей пугнуть – свил бересту в дудочку, уставил гудок, полую палочку из бузины, с прорезью: дуй – загудит. Но чтобы играть, гласы выводить – без ученья, без премудростей не обойдешься.
В пойме пригляд за коровами невелик. Разве что овода в солнцепек досадят. Тогда стадо перегоняли к воде, в тень ивняка. Полудничать.
Коров в это время доили, а пастухи обедали, вздремывали. Баян же получал полную волю. Уходил от людей подальше, садился возле осиных норок, пел, что в голову придет.
– Ой вы, осы язвящие! Вы не жгите меня, меня жжет огонь и крапива жжет! Не ходите в мою избу, в дымную, ходите в свою, в золотую да в медовую, заждались вас детки-куклешечки, они криком кричат, медку хотят.
Осы, любопытствуя, вились возле отрока, на голову ему садились. Не жалили, но и прочь не летели от неумелых заклинаний.
Однажды пастух-гусляр укололся о сухую траву. Заругался:
– Ох ты, закручень трава, осиная страсть! Спалил бы тебя, да ос тревожить не хочу.
Баян присмотрелся к травке, а слова уже тут как тут:
– Беру, беру закручень-траву! Беру в бору закручень-траву! На зеленом лугу сожгу, сожгу. Разбегайся, разлетайся, осиный народ.
Но осиному народу не было дела до мальчишьих прибауток.
Пришло ненастье, Баян простудился, и ему было велено пойти со старшими ребятами в кузню, возле огня погреться.
Ворота в кузне – настежь, а жарко. Огонь в огромной печи трубит, как лось. А кузнецы знай подкидывают в ярый зев пни да плахи. Потом взялись мехами пламя раздувать, запели, огню угождая:
Как царь багрян, рода дивного,
Как солнце яр, как жизнь пригож,
Как коровье молоко, белехонек.
А норовом зверь, пожиратель дубов.
Размечи, огонь, золотые свои власы.
Загуди, затруби рыжей бурею.
Порезвись, как дитя неразумное,
А натешившись, послужи ты нам, тебя кормящим.
Кто носит дрова, в поту, в дыму, от сажи чернехонек.
Кто служит тебе от зари до зари и ночь напролет.
Распусти своих птиц, раскидай головни,
Не дай никому повязать себя!
А нам послужи, ковалям-кузнецам,
Песнопевцам служи, златословию,
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 119
