— А кто-нибудь в отеле поднимал шум из-за кражи денег или драгоценностей? — спросила Светлова.
— В том-то и дело, что нет, — так же разочарованно вздохнула Вронская.
— Ну, вот видите, — снова попробовала развеять ее подозрения Аня.
— А я вот думаю: может, он фетишист?
— Фетишист?
— Ну да… Это такое, знаете ли, отклонение…
Своего рода сексуальное извращение. Когда мужчины крадут у объекта страсти белье, колготки… Я даже спросила у мадам Гоцци…
— Ах, вот, значит, что…. Значит, это на колготки мадам Гоцци он покушался? — Светлова постаралась сохранить серьезный вид, чтобы не обижать собеседницу. — Право же, необычный какой-то у него объект страсти… Странный, однако, у вашего подозреваемого выбор и странный вкус…
— А что вы хотите?! Если он и вправду извращенец, то ему все равно! — убежденно парировала Вронская. — Хоть бы мадам Гоцци сто лет исполнилось…
Ему все равно!
— То есть вы хотите сказать, лишь бы были колготки?
— Разумеется! — убежденно воскликнула полька.
— Ну, что же, пожалуй… Не стану спорить. К счастью, мне почти ничего не известно о личной жизни фетишистов.
— Ну вот! — победоносно заключила Вронская, подразумевая, по всей видимости, что уж ей-то тут равных нет.
— Кстати, а они, эти фетишисты, не могут за окнами подглядывать? Скажем, наблюдать, как объект страсти переодевается и все такое? — вдруг припомнив «зайчика», поинтересовалась Светлова.
— О-о! Да они все могут! — Вронская явно была фетишистах самого скверного мнения.
— Любопытно… — заметила Аня. — Сколько нового можно узнать.., в таком тихом местечке, как отель «Королевский сад». Так что же, вы не договорили: что ответила вам мадам Гоцци?
— Увы… Когда я спросила ее, не пропало ли у нее что-нибудь из личных.., ну, так сказать, очень личных вещей.., интимных.., она сказала то же, что и вы.
— Что именно?
— Что я ошиблась… И никто к ней в номер, разумеется, не заходил.
Вронская вздохнула, махнула огорченно рукой и наполнила свою опустевшую рюмочку кофейным ликером.
Несколько раз за вечер Светлова навещала спящего Кита. Поправляла сползшее одеяло, убеждалась, что все о'кей и мальчишка крепко спит, и снова возвращалась к камину.
В один из таких визитов к спящему сыну Анна столкнулась в полуосвещенном коридоре с пани Черниковой. Она на ходу любезно улыбнулась хозяйке «Королевского сада». И на какую-то долю мгновения что-то показалось Светловой необычным в торопящейся пани-хозяйке отеля…
Но вечер был слишком приятным, чтобы обращать внимание на мелочи. Ирландский ликер «Бейлис» был, как и полагается «Бейлису», на высоте; ветер за окном завывал особенно протяжно, придавая теплу камина особый шарм — мол, нам особенно тепло, когда на улице так холодно…
Короче, приятный вечер у камина закончился далеко за полночь.
Самыми стойкими полуночниками оказались Аня и мадам Вронская.
Где-то в половине первого ночи наступил момент, когда они остались в гостиной совсем одни.
И Светлова тоже засобиралась.
— Спокойной ночи! — попрощалась она с полькой.
Всю ночь Ане казалось сквозь сон, что она слышит какие-то чужие, непривычные для их отельчика голоса, звук автомобильных двигателей, шум останавливающихся у ворот отеля машин. Все это отчего-то связывалось у нее во сне с замкнутым, озабоченным лицом пани Черниковой, проскользнувшей накануне вечером мимо нее в коридоре.
Но все эти странные ночные звуки перекрывал сильный, почти ураганный шум ветра, и наутро Анна решила, что ночные голоса ей либо приснились, либо почудились.
Утром она все равно проснулась рано. Внутренние часы работали отлаженно — Ане хотелось проснуться раньше сына, чтобы успеть спокойно заняться собой и позавтракать.
Удивительно… Но в пустынном зале, где все было готово для завтрака, опять находилась одна мадам Вронская. Светловой очень хотелось поинтересоваться: уходила ли на ночь мадам к себе в номер? Но Вронская ее опередила.
— Поздравляю… — буркнула полька, едва Анна села за свой стол.
— Поздравляете?
— Угу… Представьте, голубушка, у нас мертвец!
— Как вы, извините, сказали? Мертвец?
— Ну да! Труп… Понимаете?
— Не очень. В каком смысле «у нас»?
— В самом прямом! У нас в отеле! В номере.
— Какой ужас… Кто-то умер?
— Ну уж это я не знаю, умер или что…
— Что значит — «или что»?
— Или помогли умереть…
— Час от часу не легче… Но кто же это?
Светлова оглядела пустующие столики, перебирая в уме своих соседей по отелю.
Вронская сделала страшное лицо:
— Вы не поверите! Это мадам Гоцци!
— Какой ужас! Неужели сердце?
Вронская уклончиво пожала плечами.
— А ведь бедняжка вела такой правильный и здоровый образ жизни! Эти долгие прогулки на гору… — посетовала Анна.
— А я всегда говорила, что все это чушь! Этот ваш самый здоровый образ жизни! Вот я курю, а, как видите, жива и здорова… А ваша мадам Гоцци! С ее правильным образом жизни, представьте, окочурилась!
В это время дверь отворилась, и в зал спустилась, гордо, как статуя, неся свою, как всегда, аккуратно причесанную голову, мадам Гоцци. Вежливо им кивнула и, пробормотав приветствие, проследовала за свой стол в дальнем углу зала.
Пару минут Вронская ошеломленно разглядывала появившуюся «покойницу», лихорадочно поправляя свои многослойные одежды и шали, которые вечно сползали с нее, как шелуха со старой луковицы.
Наконец полька, видимо, пришла в себя. Она наклонилась к Ане и страстно зашептала:
— Но я сама видела! Сама видела, как ночью приезжала полиция и «Скорая помощь»!
— Точно?
— Да я же не слепая! И как они выносили из номера мадам Гоцци полностью закрытые носилки, я тоже видела! Я сама лично слышала, о чем они говорили. Это был мертвец! Речь шла об умершем.
— Вы уверены?
— Да я же не глухая! Я слышала, о чем толковала с полицейскими пани Черникова. У нее ведь, у нашей хозяйки, шурин в полиции… И, насколько я поняла, она договорилась с ними, чтобы труп забрали из отеля ночью. Не тянули до утра. В общем, сделала все для того, чтобы избежать огласки. Впрочем, все это описано у вашего соотечественника Ивана Бунина — в его рассказе…
— «Господин из Сан-Франциско»?
