— Ну, ты как, ничего, Вики? — встретила она меня оживленным щебетом. — Ой, какая миленькая прическа!
Уж лучше бы она не называла меня Вики.
— Все нормально. Думаю вот, не снять ли мне эту фотографию.
— Уничтожитель бумаги вот здесь.
Похоже, Кайли тоже втянули в кампанию «Сухие завтраки». На работе творилось то, что она называла «наступлением по всем фронтам». Первым номером шли объявления для радио. Потом — специальные купоны (Кайли надо придумать по десятку фраз на каждый из них). И еще своей очереди дожидалась обратная сторона пакета для крупы (мое, все мое).
— Сука тоже этим занимается? — осведомилась я.
Сука — это наш художник и излюбленный объект нашей ненависти.
— Нет, кто-то другой.
— И то ладно, — заметила я. — Как насчет капуччино?
— Да, пожалуй, — и Кайли одарила меня сияющей вежливой улыбкой.
Занятная штука эти перегородки: их будто и нет, когда мы обсуждаем рабочие вопросы. А вот если разговариваешь по телефону (Кайли, например, однажды записывалась в клинику на аборт), считается, что перегородки нас надежно разделяют. Вроде силового поля вокруг Бэтмена: включилось — выключилось. Видим — не видим. Слышим — не слышим.
Я прекрасно понимала, что, позвони сейчас Джоди с душеспасительной беседой о Дэне, Кайли вместе со своими «Сухими завтраками» добросовестно зарылась бы в компьютер, но не пропустила бы ни единого слова. И я сделала финт ушами. Подхватила наш служебный мобильник (который ни в коем случае нельзя выносить из конторы. Все усвоили? Ни в коем случае!) и отправилась за кофе. И разговаривала, дожидаясь своих капуччино в пластмассовых стаканчиках.
— Джоди? Это я.
— А, привет, — отозвалась Джоди. — Слушай, жалко как — я звонила тебе в субботу утром, хотела договориться насчет воскресенья, но у тебя был выключен телефон. Что-нибудь случилось?
— Я уходила и выключила его.
— Это зачем?
— Мой автоответчик еще не готов, — объяснила я. — Не хотелось, чтобы Дэн позвонил в воскресенье, а автоответчик не работал.
— Вот оно что. И он не позвонил. Ну и как ты, жива?
— Да. Нет. Он позвонил. И я в три утра вытащила Хилари из постели.
Джоди присвистнула.
— Ночка, похоже, у тебя выдалась та еще. Не спорю.
— Жуть. Ох, черт, мне надо идти. Кофе готов.
— Да, а как прическа? — спохватилась Джоди.
— Что надо. Знаешь, вроде Анни Леннокс:[3]тот же оттенок рыжего. И коротко. Ладно, до встречи.
Беда в том, что несколько лет назад Джоди занималась на курсах психоанализа для женщин. А там учат повторять как попугай каждое слово. Я об этом постоянно забываю и вспоминаю, только когда оказываюсь в какой-нибудь передряге: тут на меня и обрушиваются Джодины психоанализы.
От всей души стараясь помочь, Джоди сама не замечает, как все время заводит одну и ту же пластинку. К ней можно ввалиться посреди ночи, вытащив их с Диди из постели, и сообщить, что отхватила себе руку топориком для разделки мяса. И в ответ раздастся:
— Ты отхватила себе руку топориком для разделки мяса. И как ты теперь себя чувствуешь?
Порой меня это просто бесило. Вот сейчас мне требовался человек, который всплакнул бы вместе со мной, или рвал и метал, или костерил Дэна на чем свет стоит.
Хотя сегодня взбесить меня могло решительно все. Даже то, что капуччино налили до самых краев, — уже этого оказалось достаточно. Эта взбитая белая дрянь капала из прорези в крышечке. И еще, когда я завернула в туалет на третьем этаже, специальный дамский ящик (корыто голубого цвета, которое ни с чем в мире не перепутаешь) был набит чьими-то ежемесячными б/у.
Или вот: вернулась я в контору — а в закуток Кайли втиснулся какой-то тип неопределенного рода занятий. И Кайли сидела ко мне спиной ровно столько времени, сколько требовалось, чтобы я усекла: у нее тут мужчина, и это весьма увлекательно, и вообще очень важно. И пусть все это примут к сведению. И хихиканье Кайли, доносящееся из-за перегородки, оповещало об этом всю контору.
С ума спятить, до чего может довести рутина. Меня — не меньше, чем Кайли. Но в конце концов она сделала вид, будто заметила меня, и развернулась на крутящемся стуле, рассчитанным движением задев незнакомца бедром, обтянутым бархатной мини-юбочкой.
— О, Вики, спасибо! А это Лайм. Он у нас поработает несколько месяцев.
У Лайма мешки под глазами — обычное дело для свободных художников. Но сексуальный. Темные, настороженные глаза. Приятная улыбка. Ростом пониже меня, самую малость. Что-то в нем есть.
— Ну как, придумали, что рифмуется с завтраками? — спросил он.
— Билась над этой рифмой всю прошлую ночь.
— Кайли говорит, что вы тоже участвуете в наступлении по всем фронтам. Хоть прикалываться умеет.
— Да. Я и есть один из фронтов.
Он хмыкнул. Кайли торопливо выхватила у меня кофе, всем видом давая понять, что лучше бы мне заниматься своими делами. Но определенно в этом Лайме что-то есть. Занятный и какой-то… На минуту-другую я даже забыла о фотографии Дэна.
Когда Лайм ушел, я пришлепнула фотографию обратно — просто проверяла, не изменилось ли что-нибудь. Ничего не изменилось. Дэн на снимке твыглядел прямо как живой (не глупи, Виктория, он всего лишь ушел, а не умер), и какая-то дурацкая боль сдавила мне горло и докатилась до ребер, давая понять — он мне все еще нужен. При такой физической боли любовная неотложка из моих фантазий немедленно примчалась бы и водрузила меня на носилки.
— А Лайм — милый, — заметила Кайли. — Не находишь?
— Да-да…
Кайли снова развернулась к компьютеру. Дело у нее явно спорилось. Она выстукивала письмо своей мамочке в Брисбен.
А в моем компьютере, пока тут болтался Лайм, появилось нечто удручающее. Очередная ипотечная брошюра, которая напрочь вылетела у меня из головы. Туда надо добавить текста — дизайнеру никак не удавалось увеличить лицо модели настолько, чтобы оно заняло свободное пространство (морщин многовато — а если дамочку подретушировать, то вид получится неестественный).
Вот работенка. Не было печали… Сидеть и выдумывать лишний текст для пустого места на бумаге — и все потому, видите ли, что фотомодель, изображающая чью-то жену, должна выглядеть как живая и одновременно не так, как выглядят живые люди. Я отметила, что парень, изображающий мужа, облачен в красную рубашку. Что-то новое. Обычно это синяя ковбойка. Впрочем, неважно. Важно, что они якобы женаты. Якобы счастливо женаты. Якобы «обожаем банк за предоставленную нам двадцатипятилетнюю рассрочку». Якобы надежность, супружество, полированный паркет.