В воскресенье Ребус отправился на Оксфорд-террас, но там вроде бы никого не было, а дверь ключом по-прежнему не отпиралась. Либо замок поменяли, либо Пейшенс пряталась где-то в квартире и в компании юных племянниц пожинала плоды своего завидного умения разом обрубать все концы.
Стоя перед кабинетом Фермера Уотсона, он оглядел себя с головы до ног. Конечно, приехав сегодня утром на Оксфорд-террас, он увидел там, как и обещала Пейшенс, выставленный за дверь чемодан с вещами. Никакой записки — один чемодан. Он переоделся в чистый костюм в служебном туалете. Костюм немного помялся, но это вполне соответствовало обычному виду Ребуса. А вот галстука подходящего у него не нашлось: Пейшенс положила в чемодан два жутких коричневых галстука (неужели это действительно его галстуки?) и темно-синий костюм. Коричневые галстуки не годились. Он постучался, прежде чем открыть дверь.
— Заходи, Джон, заходи.
Ребусу казалось, что Фермер с трудом привыкает к Сент-Леонардс. Какая-то тут была не та атмосфера.
— Садись.
Ребус огляделся в поисках стула. Один стоял у стены, но на нем лежала стопка папок. Он снял ее, поискал глазами место на полу. Места в кабинете старшего суперинтенданта было чуть ли не меньше, чем у Ребуса.
— Вот все жду, когда доставят обещанные шкафы, — ворчливо сообщил Уотсон.
Ребус развернул стул к столу и сел:
— Слушаю вас, сэр.
— Как дела?
— Дела?
— Да.
— Дела отлично, сэр. — Ребус вдруг подумал, уж не прознал ли Фермер про Пейшенс. Впрочем, нет, откуда?
— Как констебль Кларк — справляется?
— У меня на нее жалоб нет.
— Хорошо. У нас тут намечается работенка — совместная операция с Торговыми стандартами[5].
— Да?
— Старший инспектор Лодердейл введет тебя в курс дела, но прежде я хотел узнать, все ли в порядке.
— Что это за совместная операция?
— Ростовщичество, — коротко ответил Уотсон. — Да, забыл спросить: кофе хочешь?
Ребус замотал головой, глядя, как Уотсон низко нагнулся и сунул руку куда-то под стул. В комнате было так тесно, что кофеварку пришлось поставить на пол у стола, где старший суперинтендант уже по крайней мере два раза (насколько это было известно Ребусу) разлил все на новый бежевый ковер. Когда Уотсон снова выпрямился, в его мясистой руке была чашка с дьявольски крепким напитком. Кофе старшего суперинтенданта стал легендой в определенных кругах Эдинбурга.
— Ростовщичество и крышевание, — уточнил Уотсон. — Но в основном ростовщичество.
Иными словами, старая грустная история. Люди, которые не имели ни малейшей возможности получить деньги в банке, поскольку им нечего было дать в залог, все-таки могли занять деньги, закрыв глаза на высокие риски. Беда в том, что проценты назначались, конечно, заоблачные, а за просрочку платежа получатель ссуды облагался штрафом, неустойка росла как снежный ком, и о том, чтобы вернуть заем, нечего было и мечтать. Это самый порочный из всех порочных кругов, потому что заканчивается все угрозами, избиениями и кое-чем похуже.
Ребус вдруг понял, зачем старшему суперинтенданту понадобилось с ним поговорить.
— Речь, случайно, не о Большом Джере? — спросил он.
Уотсон кивнул:
— В некотором роде.
Ребус вскочил на ноги:
— Четвертый раз за четыре года! Он всегда выходит сухим из воды. Вы это знаете. И я знаю! — Обычно он говорил такие вещи, вышагивая по комнате, но тут ходить было негде, и потому он встал и стоял, как воскресный проповедник у подножия Маунда[6]. — Пытаться посадить его за ростовщичество — пустая трата времени. Я думал, мы уже с десяток раз это проходили и поняли, что тут ничего не выйдет, нужно зацепить его за что-то другое.
— Знаю, Джон, знаю. Но люди из Торговых стандартов беспокоятся. Проблема оказалась серьезнее, чем они думали.
— Черт бы побрал эти Торговые стандарты!
— Послушай, Джон…
— Тем не менее, сэр… — Ребус секунду помолчал. — При всем уважении, сэр, это абсолютно бессмысленная трата времени и сил. Холостой выстрел. Мы установим наблюдение, сделаем несколько фотографий, арестуем двоих-троих шестерок у него на побегушках, но никто не даст свидетельских показаний. Если прокурор хочет посадить Большого Джера, то пусть нам дадут дополнительные силы, чтобы подготовить масштабную операцию.
Фокус был в том, что никто так не хотел посадить Морриса Джеральда Кафферти (известного под кличкой Большой Джер), как Джон Ребус. Он хотел устроить полномасштабное распятие. Хотел сам держать в руке копье и нанести последний удар, чтобы точно знать, что сукин сын мертв. Кафферти был подонок, но подонок умный. Всегда вместо него за решетку садились шестерки. И так как Ребусу раз за разом не удавалось посадить Кафферти, он предпочитал вообще о нем не думать. А теперь Фермер ему заявляет, что планируется операция. То есть долгие дни и ночи наблюдений, масса бумажной работы и в конце — аресты нескольких прыщавых «бойцов».
— Джон, — начал Уотсон, призывая на помощь свое умение убеждать, — я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь. Но давай попробуем сделать еще один выстрел, а?
— Я знаю, какой бы выстрел я хотел сделать в Кафферти, будь у меня хоть малейшая возможность. — Ребус сложил из пальцев пистолет и «выстрелил».
Уотсон улыбнулся:
— Хорошо, что операцию мы будем проводить без оружия, а?
Мгновение спустя Ребус тоже улыбнулся. И снова сел.
— Хорошо, сэр. Слушаю.
В одиннадцать вечера того же дня Ребус смотрел телевизор в своей квартире. Как обычно один. Студенты либо еще занимались в университетской библиотеке, либо сидели в пабе. Поскольку Майкла тоже не было, паб представлялся наиболее вероятным вариантом. Ребус знал: студенты опасаются, что он нацелился на спальню и собирается выкинуть по меньшей мере одного из них. Они двигались по квартире так, как будто им на лоб приклеили приказ о выселении.
Он три раза звонил Пейшенс, но каждый раз нарывался на автоответчик. Ребус говорил в трубку: он-де знает, что Пейшенс дома, и почему бы ей не ответить.
В результате телефон остался на полу рядом с диваном, и, когда он зазвонил, Ребус тотчас выкинул руку, схватил трубку и поднес к уху:
— Да?
— Джон?
Ребус сел:
— Пейшенс, слава богу, ты…
— Послушай, это важно.
— Я знаю, что важно. Я знаю, я вел себя как дурак, но, честное слово…
