Я спустила ткань немного ниже и закусила губу, чтобы сдержать стон.
— Блисс? — Гаррик тихонько постучал в дверь. — Ты в порядке?
— Просто замечательно! — ответила я.
Я снова потянула штаны и чуть не задохнулась от боли.
— Блисс, позволь мне помочь. Я беспокоюсь за тебя.
Я закрыла глаза, пытаясь что-нибудь придумать. Неловко проковыляв с джинсами вокруг коленей, я нашла в корзине юбку с эластичным поясом. Натянув ее через голову, я опустила ее вниз поверх белья, а потом села на крышку унитаза.
Я чувствовала, как у меня горели щеки: определенно, они были унизительно красного цвета. Но теперь я ничего не могла с этим поделать. Поэтому произнесла:
— Ладно. Входи.
Дверь медленно распахнулась, и из-за угла показалась голова Гаррика, а потом и все остальное. Он бросил один взгляд на мою скомканную юбку и джинсы, болтающиеся вокруг ног. А потом рассмеялся. Фактически прохрипел.
— Это так унизительно.
И как я теперь могу заниматься с ним сексом?
Он сжал губы, чтобы сдержать смех, но веселые искорки все еще плясали в его глазах.
— Прости. Я знаю, что тебе больно. Просто ты выглядишь так…
— Нелепо?
— Мило.
Я посмотрела ему в глаза.
— Нелепо мило.
Его усмешка опьяняла, и я не смогла сдержать завистливой улыбки.
— Хорошо. Теперь, когда ты просмеялся, помоги мне снять штаны, — я сказала это с тем же сарказмом, на который надеялась, когда он вошел.
Но или он не уловил его, или ему просто было все равно, потому что его взгляд, который я могу назвать только хищническим, был прикован ко мне. Внезапно ногу стало жечь сильнее.
Минуту он смотрел на меня, а потом опустил взгляд и откашлялся. Опустившись на колени возле меня, он взял мою ногу.
Я уже начала тянуть капри вниз, так что ожог оказался полностью закрытым тканью. Его рука зависла над молнией, которая теперь находилась на середине бедер. Он снова откашлялся, а потом просунул руку мне в штанину.
СЕРДЕЧНЫЙ. ПРИСТУП.
Я была совершенно уверена, что получу его.
Второй рукой он, насколько смог, стянул джинсы вниз, прямо по моим коленям. Он посмотрел на меня, еще раз откашлялся и сказал:
— Можно позаимствовать твою руку?
Я не могла говорить, поэтому протянула свою правую руку, ладонь которой была ужасно потной. Он взял меня за руку и потянул ее внутрь штанины к своей ладони.
— Держи руку здесь и тяни ткань так далеко от ноги, как только можешь. Я сделаю то же самое снизу, и мы попытаеся стянуть их, не касаясь ожога.
Я кивнула, моя рука была в десять раз спокойнее, чем мое сердце.
Его рука скользнула вверх и наружу, и его легкое прикосновение вызвало во мне дрожь. Он сделал так, как сказал, натягивая ткань подальше от моей кожи внизу, и тогда мы вместе попытались стянуть штаны.
Это оказалось не самым успешным делом. Джинсы были неприлично тесными (благодаря Келси), и ткань постоянно задевала мою кожу, от чего я съеживалась.
— Прости, — каждый раз извинялся он, словно был в этом виноват. Я хотела его поправить, но мне просто нравилось его «прости-и», потому не стала.
Спустя пару минут медленных и аккуратных манипуляций, джинсы упали на пол.
Мы оба засмеялись тем смехом, каким смеются люди в фильмах после того, как только что обезвредили бомбу. И когда я перестала смеяться, то обнаружила, что его ладонь все еще лежала на моей ноге. Одной рукой он придерживал меня за щиколотку, а другой нежно водил по коже вокруг ожога.
Если он и дальше продолжит меня так трогать, я просто растаю и превращусь в лужицу прямо тут на полу.
— Э-э, спасибо.
В этот момент он, видимо, понял, что делал. Его взгляд метнулся на руки. Но вместо того, чтобы незамедлительно убрать их, он расплылся в улыбке, медленно провел рукой вниз по моей ноге, а затем отпустил.
— Не за что. Теперь его нужно охладить. Мы могли бы подставить его под холодную воду.
Я представила свою ногу, задранную к раковине, или нас обоих, пытающихся развернуться в моей ванной. Видимо, выражение моего лица сказало все за меня, потому что он добавил:
— Или просто приложить мокрый компресс.
Я протянула ему тряпку из корзины позади меня, и он повернулся к раковине, дожидаясь, пока вода стечет немного, чтобы быть холоднее, прежде чем намочить ее. Я втянула ртом воздух, когда он приложил к ожогу компресс, но холод помогал, и я сразу расслабилась впервые с тех пор, как мы пришли в мою квартиру.
— Лучше?
Я кивнула.
— Гораздо. Никогда больше не одену такие узкие джинсы.
Его рот изогнулся в улыбке.
— Какая жалость.
Если он продолжит говорить подобные вещи, мне скоро понадобиться веер, чтобы сохранять хладнокровность.
— Послушай, — начал он. — Прости за это. Мне не следовало настаивать и сажать тебя на мотоцикл.
— Это не твоя вина, что я не знаю ничего о мотоциклах и что не догадалась, что труба может быть горячей.
— Не могу поверить, что ты никогда не ездила на мотоцикле.
— Ага, но существует еще много вещей, которых я никогда не делала.
Он приподнял одну бровь.
— Например?
— Ну… — клянусь, что стук моего сердца звучал как «ту-пица, ту-пица, ту-пица», отдаваясь у меня в ушах. — Э-э, до сегодняшнего дня я не встречала ни одного британца.
Он засмеялся, неосознанно проводя пальцами по своим волосам. От этого жеста мне тоже захотелось коснуться пальцами его волос. Он сказал:
— Так вот почему ты меня поцеловала? Все вы, американские девчонки, любите акценты.
Я проглотила свою улыбку и ответила:
— Насколько я помню, это ты поцеловал меня.
Он поднялся, и его непослушные волосы упали ему на лоб, обрамляя эти коварные глаза.
— Так и было.
Он снова намочил тряпку, чтобы охладить ее, но мое тело было слишком горячим, чтобы почувствовать разницу, когда он приложил ее к моей коже. Другая его рука снова сомкнулась на моей щиколотке.
С осторожностью, контролируя свое дыхание, я сказала:
— Твоя очередь.
— А?
— Чего ты никогда не делал?
— Ну, я никогда до сегодняшнего вечера не приударял за девушкой в баре.
У меня отвисла челюсть.
— Правда?
Как такое возможно? Он же ведь такой красавчик! Может, девчонки вешались на него еще до того, как он заходил в бар, поэтому он даже не заморачивался о том, чтобы попасть внутрь.
