— Я думала, что оставила ее на комоде, но не могу там найти.
Я разок погладил Гамлета, чтобы успокоить ее, а потом быстро чмокнул Блисс в щеку.
— Не знаю, дорогая. А ты не думаешь, что могла оставить ее где-нибудь еще?
Она вздохнула и стала искать в других местах комнаты. Я отвернулся, спрятав улыбку, и вышел. Я кинулся в ванную комнату и включил душ. Подождал несколько секунд, а потом вернулся в коридор.
— Блисс? — позвал я.
— Да?
— Посмотри в ящиках тумбочки! Я вспомнил, что она среди ночи играла с ней, и я, похоже, забрал у нее игрушку и сунул куда-то туда.
— Хорошо!
Сквозь открытую дверь я наблюдал за тем, как она обошла кровать. Потом я на несколько секунд вернулся на свое место, протопав немного громче, чем требовалось, открыл и закрыл дверь, будто вошел в ванную. А после спрятался между дверью в спальню и стеной, откуда мог сквозь петли видеть все происходящее. Она выдвинула ящик, и мое сердце забилось как большой барабан. Не знаю, когда оно начало колотиться так сильно, но сейчас я слышал лишь этот стук.
Таким образом, я не просил ее выйти за меня замуж прямо сейчас. Я просто знал Блисс, знал, что она склонна к панике. Я давал ей очень большой, явный намек, чтобы у нее было время свыкнуться с мыслью прежде, чем я по-настоящему попрошу ее руки. А потом через несколько месяцев, когда она, по моему мнению, уже все обдумает, я снова сделаю ей предложение. Таков был мой план. Предполагалось, что это просто, но, на самом деле, довольно… сложно. Внезапно я подумал о тысячах возможностях, когда все могло пойти не так. Что, если она разволнуется? Что, если она сбежит как в нашу первую ночь вместе? А если убежит, то вернется в Техас? Или отправится к Кейду, который жил в Северной Филадельфии? Он позволит ей остаться до тех пор, пока она во всем не разберется, и что, если потом между ними что-нибудь произойдет?
Что, если она просто открыто скажет мне «нет»? До этого момента все было хорошо. Даже идеально. Что, если этой выходкой я все только разрушу?
Я настолько погрузился в свои предсказания конца света, что даже не видел того момента, когда она нашла коробочку. Однако слышал, как она ее открыла, выдохнула и произнесла:
— Боже мой.
Если до этого у меня пересохло во рту, то теперь я даже не мог сглотнуть. У меня тряслись руки. А она просто стояла спиной ко мне, и я не мог видеть ее лица. Я лишь видел ее напряжение, прямой позвоночник. Она слегка качнулась.
Что, если она упадет в обморок? Что, если я настолько напугал ее, что она действительно потеряет сознание? Я стал придумывать различные оправдания. Друг попросил меня подержать кольцо у себя?
Это реквизит для спектакля?
Это… это… черт, я не знал.
Я мог только извиниться. Сказать ей, что знал, что это слишком быстро.
Я ждал, пока она что-нибудь сделает: закричит, убежит, заплачет, упадет в обморок. Все, что угодно, будет лучше, чем ее неподвижность. Я просто должен быть с ней честен. У меня не очень хорошо получались подобные вещи. Я говорил то, что думал, без всяких планов и манипуляций.
В конце концов, когда я уже подумал, что мое тело вот-вот рассыплется от одного напряжения, она повернулась. Она смотрела на кровать, мне был видеть лишь ее профиль, но она закусила губу. Что это значило? Она просто думала? Думала о том, как отказать мне?
А потом медленно, как солнце всходило на горизонте, она улыбнулась.
Она захлопнула коробочку.
Она не закричала. Не убежала. Не потеряла сознание.
Возможно, она немного всплакнула.
Но самое главное… она танцевала.
Она раскачивалась, подпрыгивала и улыбалась так же, как когда объявили актерский состав для «Федры». Она забылась так же, как после премьеры, прямо перед тем, как мы впервые занялись любовью.
Может, мне все-таки не придется ждать несколько месяцев.
Она сказала, что завтра после спектакля хочет услышать от меня самую лучшую реплику, и теперь я знал, что скажу ей.
