У меня считанные секунды на то, чтобы интерпретировать ошеломленное молчание отца в свою пользу и сыграть на этом.
Вскакиваю с дивана и обнимаю его.
― Отец, я жив. ― Ощущаю, как всё его шести с половиной футовое (195 см) тело деревенеет от отвращения, но как ни в чем не бывало продолжаю свою игру. ― Я вернулся.
* * *
Рассказываю им историю своего возвращения в Эшвуд. Как меня вымыло на берег со дна оврага, как меня спасли местные, как я восстанавливался в лагере гуманитарной помощи. Незначительно искажаю правду, описывая моих друзей-людей наивными дурачками, вру, что намеренно манипулировал добротой Элсвита, дабы добраться сюда. Короче, изображаю себя верноподданным могадорцем, которым более не являюсь… но в целом, эта версия, весьма близка к правде. И я знаю: это именно то, что им нужно услышать.
― Я должен был вернуться, чтобы вас увидеть, ― говорю я под занавес. ― И продолжить служение делу.
Заставляю себя смотреть отцу прямо в глаза. Мне стоит огромных усилий не уклоняться от его взгляда, как и отцу требуется вся его воля, чтобы не перемахнуть через журнальный столик и не удавить меня прямо на месте.
С кухни доносится звонок таймера духовки. Извинившись, мама встает и, бормоча что-то насчет моего героического и отважного спасения, уходит на кухню проверить, что там сготовилось.
― Так что… ― обращаюсь к отцу, ожидая его реакции.
Без слов он бросается ко мне, сгребает в кулак футболку и поднимает меня в воздух. Я болтаюсь в его крепкой хватке в нескольких дюймах от пола.
Его лицо с каждой секундой багровеет от злости.
― Объясни-ка, почему я не должен сломать тебе шею прямо сейчас?
― Ты же не хочешь, чтобы правда выплыла наружу и все узнали, как я тебя подвел, иначе бы не стал всем врать. ― Перекрученный ворот футболки начинает пережимать кислород. Но я заставляю себя говорить: ― Как ты уговорил Ивана сохранить твой секрет?
Отец игнорирует мой вопрос.
― Ты жестоко ошибаешься, если думаешь, будто, используя это против меня, сможешь как-то себя обезопасишь. Если я тебя сейчас убью, единственный, кому мне придется рассказать правду ― это твоя мать. ― Генерал яростно меня встряхивает. ― Ей придется это принять. У нее нет выбора.
Сердце уходит в пятки: отец не шутит. Он может меня убить. Хочет убить.
Быстро меняю тактику, надеясь, что еще не все потеряно.
― Генерал, простите меня. ― Выпустив на волю царящий внутри меня смертельный ужас, выдавливаю из себя якобы слезы раскаяния. ― Мне очень, очень жаль.
Генерал взирает на меня с удвоенным презрением: вид лебезящего о спасении своей шкуры сына вероятно так же противен ему, как и мое восстание против своих. Моя новая тактика не менее рискованна, чем предыдущая ― отец так же легко может убить меня из чувства омерзения, как и из-за гнева.
Но я продолжаю дальше. Отступать уже поздно.
― Я обманул твои ожидания, подвел свой народ. Я трус. Я не способен на убийство. На поле боя… я не выношу кровопролития.
Отец разжимает кулак с зажатой футболкой, и я падаю на пол.
― Я знал, что возвращаться опасно. Что меня могут заслуженно казнить как предателя. Но я решил, что дело того стоит.
― Почему?
― Потому что… ― Делаю паузу для драматизма и заодно с трудом поднимаюсь на ноги. ― Я надеялся, ты дашь мне шанс загладить вину.
― И каким же образом?
Поправляю футболку и выдаю отцу максимально невозмутимый взгляд.
― Я понимаю, что воином мне быть не дано. Я не такой, как Иван.
На это мой отец издевательски фыркает.
― Сын, ты и близко не достоин сравнивать себя с Иваником.
― Зато я лучше него разбираюсь в тактике. Только благодаря мне Иван прошел начальный курс, я делал за него все задания, от и до.
Однако Генерал уже на меня даже не смотрит: его взгляд устремлен в сторону кухни. Без сомнений готовится к объяснениям с моей матерью, после того, как убьет меня. Вижу, что он от меня ускользает. И все же упрямо продолжаю гнуть свое, стараясь не выказать отчаяния.
― Я первым нашел Вторую. Тогда в Лондоне я опередил целую команду твоих поисковиков, они только место засекали, а я уже был там. И Третьего в Кении я нашел раньше Ивана. Может, мне и не хватило силы воли их убить, но я был первым, кто их обнаружил. Я мог бы быть твоим лучшим сыщиком, если бы ты только дал мне шанс…
Отец снова кидается на меня, хватая на этот раз за горло. Не могу дышать.
«Вот и все», ― проносится мысль. ― «Это конец».
― Неделя, ― цедит он. ― Я даю тебе одну неделю, чтобы ты доказал мне свою полезность.
И отпускает меня.
― Если не сотворишь за этот срок чудо… ― Генерал умолкает на полуслове. И по его виду ясно, что он ожидает от меня завершения фразы.
― То ты меня убьешь.
Холодный взгляд отца говорит о том, что я угадал.
Киваю, принимая его условия.
Глава 6
Я в своей старой комнате, лежу на своей старой постели и пялюсь в стену. Было неожиданно обнаружить здесь все абсолютно нетронутым, хотя с учетом моей якобы «кончины», я скорее ожидал увидеть голые стены. Наверное, мама отвоевала комнату у Генерала.
Пытаюсь устроиться поудобнее. После нескольких месяцев спанья на лысых лагерных койках мой дорогостоящий ортопедический матрас должен бы ощущаться невероятно воздушным и мягким. Однако он больше похож на кровать из гвоздей.
После натянутого обеда, в течение которого мы с отцом оба притворно радовались моему возвращению, я оказался в своей комнате один и наконец-то смог немного расслабиться и стереть с лица фальшивую улыбку. Я выжат как лимон и напуган. Пусть мне удалось отсрочить казнь на три испытательные, дарованные Генералом, недели, это не гарантирует мне попадания в лаборатории. Но если вдруг мне все же повезет, все равно нет гарантии, что я найду способ восстановить Первую, оградить ее от страха неминуемого исчезновения. И даже если мне удастся ее спасти, у меня нет плана, как спасти себя самого, как сбежать отсюда, когда все будет кончено.
Нужно это продумать, потому как в данный момент смерть отнюдь не кажется мне наихудшим сценарием. Куда более ужасной участью мне представляется прохождение отцовского испытания, добыча «позволения» вновь жить в этом месте, и как следствие ― необходимость какое-то время притворяться верноподданным могадорцем.
― Да уж… тяжкое было зрелище. ― Первая появляется около двери.
