Так продолжалось до тех пор, пока в один прекрасный день Микки Педант не сказал, что пора им перейти от слов к делу.
Через пару недель Микки явился домой и объявил жене и сыновьям, что ушел с работы. А еще он продал их дом, купил в рассрочку дом поменьше и в другом городе и снял со счета около трети их сбережений.
— Какое-то время меня не будет, — сказал он им. — Если смогу, вернусь, но ненадолго.
Он сообщил, что Бэв придется самой позаботиться о мальчиках — он оставит ей несколько тысяч плюс ее зарплата парикмахера.
Остальные члены общества «Рука Господа» взяли кто сколько смог из своих сбережений и отдали эти деньги Микки — всего получилось восемьдесят тысяч долларов. Фил, тот, что занимался страхованием, говорил, что они теперь его спонсоры; все относились к этому как к вложению капитала, хотя и не ждали прямой денежной выгоды. Они давали Микки деньги, подобно европейским монархам, оплачивавшим путешествия в Новый Свет, только взамен должны были получить не новые земли, а вечную жизнь.
Два месяца спустя Микки вернулся в их новый маленький дом совсем другим человеком — воином армии Господа. Он заявил, что больше не сможет любить их, ибо намерен отдавать всю свою любовь Богу. В подтверждение своей решимости, объяснил Микки, он отсек себе крайнюю плоть в ванной мотеля. Тем же вечером Бэв взяла детей и уехала, а на следующей неделе она добилась судебного предписания, запрещавшего ему приближаться к ней и детям. Вот уж это было полной глупостью. Он же сказал ей, что никогда не причинит им вреда. На самом-то деле ради них он жертвовал собой. Он лишь внял призыву Господа, как внял ему Авраам. А разве Он не сказал Аврааму:
«…благословляя благословлю тебя, и умножая умножу семя твое, как звезды небесные и как песок на берегу моря; и овладеет семя твое городами врагов своих; И благословятся в семени твоем все народы земли за то, что ты послушался гласа Моего»?[5]
Семья будет вознаграждена за его, Микки, службу. Им нечего бояться.
Жилище Микки стало новой штаб-квартирой (скорее даже молельным домом) общества «Рука Господа». Здесь они строили планы, изучали карты, молились. Они обговорили все детали предстоящего мероприятия; Микки сел в свой «катлас-суприм» и отправился в путь, чтобы осуществить задуманное.
Они допустили только одну ошибку. В Мемфисе. Один из членов их братства сказал, что у него есть там друг — их единомышленник, который готов им помочь. После некоторых колебаний Микки согласился, и то только потому, что этот друг готов был предоставить ему крышу над головой. Операция в Мемфисе должна была занять не менее двух недель, так что проживание в гостинице грозило проделать огромную дыру в их бюджете.
И вот две недели прошли, миссия была завершена, а друг взял и поймал пулю — местные полицейские попали ему в грудь, и он погиб. Сам Микки насилу сумел выбраться из той заварухи. На собрании было решено, что на следующее задание, в Чикаго, равно как и на все остальные, Микки будет ходить в одиночку.
Ровно в четыре тридцать, на третий день наблюдения за «Клиникой Новых Технологий Оплодотворения», он перебрался на заднее сиденье и засел там, согнувшись в три погибели. Стекла его машины были нетонированные, зато давно не мытые — все в пыли и разводах. К тому же у заднего стекла валялись детективы в бумажных обложках, журналы, карты и пакеты из-под съестного — все это надежно защищало его от посторонних любопытных глаз. Он запустил руку в прорезь и достал из багажника узкий черный пластиковый контейнер. Он вспомнил комбинацию цифр кодового замка. В коробочке что-то щелкнуло, она открылась. Микки стал неторопливо выкладывать на пол и собирать то, что в ней хранилось.
5
Дэвис стоял за стойкой регистратуры и держал в руках открытую папку — медицинскую карту своего пациента. Он стоял спиной к приемному покою, так что, подняв голову, видел прямо перед собой смотровую Джоан Бертон.
Она стояла к нему спиной — беседовала с маленьким мальчиком и его мамой; на ней был белый халат, скрывавший соблазнительные линии тела. Дэвису не видны были ни ее лицо совершенной овальной формы с удивительно глубокими ямочками на щеках, ни длинные изящные пальцы, ни густые черные как смоль волосы. На работе эти волосы сковывали многочисленные шпильки и лак, а когда они свободно падали на плечи, непослушные пряди выбивались и игриво торчали в разные стороны. В прошлом году на вечеринке в честь какого-то праздника все сидевшие в ресторане — и мужчины, и женщины — как зачарованные смотрели на Джоан и ее шевелюру, обрамлявшую лицо, словно причудливый ритуальный головной убор. Дэвис весь вечер бросал на нее долгие, полные целомудренного восхищения взгляды.
Он выписал названия препаратов, которые были назначены этому пациенту, вернулся к себе в кабинет и продиктовал список фармацевту, ожидавшему у телефона. Затем внес эту информацию в файл (там она и должна была храниться) и тут же выкинул ненужную бумажку.
Дэвис дотянулся до телефона и набрал домашний номер. Жена взяла трубку; ее было плохо слышно. Наверное, она на улице, работает в саду, догадался Дэвис.
— Привет, — сказала она.
— Я сегодня рано заканчиваю. Хочешь, куплю чего-нибудь вкусненького по дороге?
— Что, например?
— Ну не знаю. Чего-нибудь итальянского.
— Анны Кэт нет дома. Она ужинает у Либби.
— Она мне говорила. И ночевать там останется?
— Возможно.
— Чудесно. Тогда я заеду в «Россини», куплю только для нас двоих. А ты достань какого-нибудь хорошего винца из подвала. Давненько у нас с тобой не было романтического ужина.
— Да уж, очень давно.
— Увидимся через полчаса. Я люблю тебя.
— Пока.
Дэвис захватил куртку и вышел из кабинета. Проходя мимо открытой двери в кабинет Джоан, он побарабанил по ней пальцами — доктор Бертон все еще разговаривала с пациентом, — просто так постучал и прошел дальше, даже не сказал ничего.
— Счастливо, Дэвис! — крикнула она ему вслед.
Он махнул рукой Эллин, и она улыбнулась в ответ. В приемной не было ни души. По пути он нагнулся, собрал оставленные на диване журналы и переложил их на место, на столик. Выключил свет — его всегда раздражало, что другие забывают это делать. Потом завернул в угловую переговорную и поднял жалюзи на двух окнах, расположенных под прямым углом друг к другу.
На улице было тепло. Влажный воздух оставлял на лице след, словно плотно прилегающая резиновая маска, из тех, что напяливают на Хэллоуин. Легкий ветерок с близлежащего озера только и делал, что гонял туда-сюда струи горячего воздуха. Хорошо хоть протестующих не было видно. Жаркая или дождливая погода часто заставляла их воздерживаться от демонстраций.
Дэвис мысленно рассчитал, как быстрее всего добраться до «Россини» в это время дня. В его голове, как в оперативной памяти компьютера, хранилась и всегда была наготове своеобразная табличка с ситуацией на дорогах, которую он постоянно пополнял свежей информацией. Дэвис был убежден, что, избегая заторов, можно выиграть несколько дней, а то и недель жизни. Жена любит морепродукты, пожалуй, он возьмет тортеллини с креветками. Стало быть, если он позвонит им, когда будет ехать по Йорк-стрит, и успеет сделать заказ до перекрестка с Хиллман, все будет готово через пару минут после того, как он туда доедет. Плохо, если приготовят слишком рано, еще до его приезда. Вот когда приезжаешь и через минуту-другую получаешь все с пылу с жару — это то, что надо.
