Стю опять лихорадочно кивает.
– Да, но я не жалуюсь. Конечно, было классно, когда я жил там в доме вместе со всеми вами, ребята. Фрэнк всегда очень мило со мной обращался. Но Эдди… у нас с Эдди… у нас большие различия. А здесь со мной по-настоящему хорошо обращаются. Когда я в конском наряде, все очень мило со мной разговаривают и каждый день шкуру чистят. – Он делает паузу, словно желая припомнить еще какие-то радости вновь обретенной работы. – И ячменя дают, сколько мне хочется.
– Да… вот это и впрямь кайфово, – говорю я.
– А когда я выигрываю – то есть такое не должно часто случаться, сами знаете, чтобы ставки сбить и всякие такие дела, – но когда я выигрываю, мне позволяют венок носить… в общем, все просто здорово. Просто здорово, потому что…
– Хорэ, – перебивает Шерм. – Я все прикинул.
– Вот как славно, – говорит Стю. – Я тут думал, может, нам пойти вместе позавтракать…
– Садись.
– Что?
– Садись, говорю. Винни, добудь-ка стул для нашего мальчика.
Единственное, что мне удается найти в конюшне, это невысокие скамеечки для ухода за лошадьми, и я притаскиваю одну такую скамеечку в центр помещения.
– Подойдет? – спрашиваю.
– Дерьмовато, – говорит Шерм, – но подойдет. Садись, Стюха.
Сноха садится, глядя на нас глазами потерявшегося щенка, который рад найти нового хозяина. Шерман кивает Чесу, тот роется в своей сумке из мешочной ткани и достает оттуда хороший кусок веревки. Прежде чем у меня находится время о чем-то спросить, толстые руки Стю уже связаны у него за спиной, а мощные ляжки притянуты веревкой к скамеечке. Такого поворота событий я совершенно не ожидал, и не успеваю я этого понять, как уже ощетиниваюсь. Именно в этой точке большинству гангстеров следует выставлять меня из помещения. Но Чес с Шерманом почему-то этот критически важный шаг пропускают.
– Ребята? – с надеждой говорит Стю, и тут накопившаяся в воздухе негативная энергия наконец-то проникает сквозь его толстый череп. – Ребята, вы что…
– Винни, – обращается ко мне Шерм, – как по-твоему, похож этот парень на дебила?
Я уклончиво пожимаю плечами:
– А ты уверен, что тебе хочется это проделать?
– Я спросил, похож ли этот парень на дебила. Нет смысла лгать.
– Самую малость.
– Ara. Ara, самую малость, верно? Так вот. Позволь мне тебя заверить – он только прикидывается.
Стю мотает головой, пот струится с его блестящего чешуйчатого лба.
– Нет, Шерм, я не прикидываюсь…
– Прикидываешься. Скажи-ка мне, Стюха, до того, как ты бежал на Олимпиаде, ты в каком университете учился?
Стю что-то еле слышно бормочет. Шерман придвигается ближе.
– Извини, приятель, тебя не слышно. Хочешь говорить?
– В Принстонском, – признается Стю. – Но… но я туда просто как спортсмен ходил. Как легкоатлет.
– Верно. И классный легкоатлет, – соглашается Шерман, обходя по кругу массивного раптора, притянутого веревкой к скамеечке. Пока он идет, свет то и дело отражается от его тела, и солнечные лучики впиваются Стюхе прямо в глаза.
– Но вся соль Принстона, – продолжает Шерм, – как и соль всех старейших университетов Новой Англии, в том, что просто спортсменам там никаких стипендий не дают. Все эти университеты – всего лишь спортивная коалиция вроде Большого Востока или Тихоокеанской Десятки. Там дают только академические стипендии – базовые пакеты финансовой поддержки. Вот почему они сливают почти на всех спортивных соревнованиях. Ясное дело, большинство спортивных пацанов идет туда, где платят наличные. Итак, там есть спортивные команды с посредственными игроками, зато у этих игроков имеется одна вещь, которая в спорте обычно не нужна, – мозги. Отсюда выходит, что всякий, кого выпускает Принстон… а я так понимаю, ты Принстон закончил, да, Стюха?
– Закончил, – хнычет тот с таким видом, словно ему очень стыдно. Такое ощущение, будто он признается не в том, что закончил Принстон, а в том, что его пинком под зад вышвырнули из средней школы Лос-Анджелеса.
– Итак, всякий, кто закончил Принстон, должен иметь в башке больше двух серых клеточек, чтобы они друг о друга терлись. А весь этот театр про старого усталого Стюху, который вообще ничего не сечет, ни в какую сюда не вписывается. Думаю, ты нас продинамил…
– Нет, – твердо говорит Стю, пока все его могучее тело содрогается под веревкой. – Нет, это не так!
– …и еще я думаю, что вы с Пепе тут заодно.
Теперь, когда вся тяжесть ситуации наконец на него обрушивается, Стю начинает откровенно трястись. Веревка, плотно стягивающая его руки и ноги, скребет по чешуйкам, оставляя заметные вмятины.
– Послушайте, – молит Стю, – все совсем не так. Если Пепе во что-то играет с Восемь На Семь, это его дело, а я…
– Погоди-ка погоди, – говорит Шерман. – Про Восемь На Семь я ничего не говорил. Почему ты подумал, что я к нему все веду?
Голос Стю дрожит, и легкая оплошность выдает его с головой.
– Господи, Шерм… не надо… не делай этого…
– Я, Стюха, пока еще ни хрена не делаю. Я просто хочу узнать, чего ради ты вдруг вытащил на свет этого коня-победителя, когда я про него даже словом не обмолвился.
Тут Стю поступает очень мудро – он затыкается. Пожалуй, он и впрямь парень из Принстона. С другой стороны, этот недоумок Сатерленд, один из детективов в бюро «Правда-Матка», учился в Принстоне, а это очень мало что говорит в пользу интеллектуального калибра данного учебного заведения. Скорее наоборот. Хотя, конечно, Сатерленд попал туда благодаря своим связям, а вот бедняга Стю, кажется, с минуты на минуту потеряет свои.
Еще какое-то время Шерм расхаживает взад-вперед, пытается взять Стю на испуг и вытянуть из него информацию, но без толку. Бывший конь твердо держит рот на замке. Тогда Чес, сколько ему удается, пытается сыграть со Стю в доброго следователя («Давай по-быстрому с этим закончим, хоккей? А потом все вместе пойдем и славно перекусим. Ну, что скажешь, приятель?»), однако уже после нескольких добродушных вопросов его подлинная натура пересиливает, и бандит начинает почем зря хлестать Стю по физиономии.
– Прекрати, – рявкает Шерман. Затем он подходит к Стю и садится на корточки, чтобы быть с ним лицом к лицу. По телосложению они полная противоположность – эктоморф и мезоморф, один вялый и жирный, другой сильный и могучий. Но сегодня правила игры переменились. Сегодня на школьном дворе царит бледная пухлятина. Ура! Вся власть жирягам!
– Даю тебе последнюю попытку, – говорит Шерман. – Хочешь ты, Стюха, что-нибудь мне сказать?
– Я… я не знаю, что тебе нужно…
– Учти, я этого не хотел, – вздыхает Шерман и кивает Чесу.
Тот несколько секунд роется в сумке, но затем раскладывает у своих ног уйму всяких разных инструментов, один страшнее другого. Хирургическая нить. Скальпель. Бритва. Топор.
