— А что я такого сказал? — с невинным видом спросил толстяк, косясь на патологоанатома. — Все так и было на самом деле…
— Надо было говорить не «сиськи», а «грудь», — наставительно заметил Джимми.
— Но ведь тот тип сказал…
— А почему Йост просто не прихлопнул его?
— Вот и мне интересно. Он так поставил подножку Джону Лому, что у того зубы повылетали…
— Что за Джон Лом? — спросил Вуси.
— Вуси, какой же ты темный! Лом — крайний нападающий новозеландской сборной, громадный, как дом! Когда Йост прорывает линию обороны, уходит в прорыв, он прет как танк, но не может врезать типчику, который оскорбляет его жену… точнее, ее… это самое… грудь.
— Пошевели мозгами! Что ему, по-твоему, делать — подать в суд, что ли? Адвокат того типчика выложит перед судьей пачку журналов «Ты» и заявит: «Ваша честь, вот, взгляните сами, на каждом снимке она вся как на ладони, сверху и до пупа». Не надо быть гением, чтобы понять: после такого вся страна будет обсуждать прелести твоей жены, как если бы они принадлежали им.
— Все правильно. Но все равно, говорю тебе, ее имя произносится «Амор».
— Ничего подобного!
— Ты, наверное, путаешь ее с Аморе Беккер, женщиной-диджеем!
— Нет, не путаю. Я тебе одно скажу: лично я не позволил бы своей жене разгуливать в таком виде.
— У твоей жены не самые красивые сиськи на свете. Если бы они у нее были, если бы она выставляла их напоказ..
— Вы там всё? — спросил Бенни.
— Остались дорожка и стена, — ответил Джимми, вставая.
Вуси подозвал фотографа.
— Когда будут готовы снимки?
Молодой курчавый фотограф неопределенно пожал плечами:
— Посмотрим, как получится.
Не давай ему спуску, подумал Гриссел. Вуси же только кивнул.
— Ну уж нет, — не выдержал Гриссел. — Ее портрет нужен нам до восьми. Это не обсуждается.
Раздраженный фотограф отошел к стене. Гриссел посмотрел ему вслед с отвращением.
— Спасибо, Бенни, — тихо сказал Вуси.
— Вуси, не будь слишком мягкотелым.
— Знаю…
После затянувшейся паузы Вуси спросил:
— Бенни, может, я что-то упустил?
Гриссел понизил голос и, стараясь не обидеть молодого детектива, напомнил:
— Рюкзак. Должно быть, ее ограбили. Деньги, паспорт, мобильный телефон…
Ндабени быстро сообразил, что к чему.
— Думаешь, рюкзак где-то выкинули?
Гриссел понял, что не в силах стоять в стороне. Он бросил взгляд за ограду. На тротуаре скапливалось все больше зевак.
— Вуси, рюкзаком займусь я. Кстати, и муниципалы разомнутся — не все же им стоять на одном месте.
Подойдя к ограде, он обратился к стоящим за ней полицейским:
— Кто здесь главный?
В ответ муниципалы только переглянулись.
— Этот тротуар наш, — заявил цветной полицейский в нарядном мундире, увешанном непонятными значками. Фельдмаршал, не меньше, мрачно подумал Гриссел.
— Ваш?
— Совершенно верно.
Гриссел понемногу закипал. Ему было что сказать о муниципальной полиции в целом, о том, как паршиво они регулируют движение… На дорогах отсутствуют всякие законы! Сдержавшись, он ткнул пальцем в констебля ЮАПС:
— Перекройте участок тротуара, отсюда вон до того места. — Он махнул рукой, определяя нужное расстояние. — Если кто-то хочет поглазеть, пусть стоят на другой стороне улицы.
Констебль покачал головой:
— У нас нет заградительной ленты.
— Так достаньте!
Констеблю явно не хотелось этого делать, но он развернулся и скрылся в толпе. Слева не без труда приближалась карета скорой помощи.
— Это наш тротуар, — упрямо повторил муниципал.
— Вы здесь главный? — спросил Бенни.
— Да.
— Как вас зовут?
— Джереми Урсон.
— Значит, тротуары находятся в вашем ведении?
— Да.
— Прекрасно, — сказал Гриссел. — Проследите, чтобы «скорая» остановилась здесь. Вот именно, здесь. Далее, прочешите все улицы и переулки в радиусе шести кварталов. Осмотрите все мусорные контейнеры, все сточные канавы и щели, понятно?
Муниципал смерил его долгим взглядом. Возможно, прикидывал, что будет, если он откажется выполнять приказ, наконец, с кислым видом кивнул и начал отрывисто выкрикивать команды своим подчиненным.
Гриссел вернулся к Вуси.
— Взгляните-ка! — окликнула их патологоанатом, сидящая на корточках рядом с трупом.
Оба подошли к ней. Та пинцетом отогнула ярлычок футболки, в которой была убитая девушка.
— Индианаполис. — Доктор Октябрь смерила детективов многозначительным взглядом.
— И что это значит? — не понял Вуси Ндабени.
— По-моему, она американка, — ответила доктор Октябрь.
— Ах… твою мать! — вырвалось у Бенни Гриссела. — Вы уверены?
Услышав ругательство, Тиффани Октябрь изумленно раскрыла глаза. О ее реакции свидетельствовал и холодный ответ:
— Вполне уверена.
— Беда, — сказал Ндабени. — Большая беда!
07.02–08.13
4
Александру Барнард разбудили пронзительные испуганные крики горничной. Она не сразу сообразила, где находится; оказалось — у себя дома, в библиотеке.
Сначала ей почудилось, что она в каком-то странном мире. Ноги и руки затекли и онемели, мозги с трудом просыпались. Она подняла голову и попыталась сосредоточиться. У двери стоит толстуха и кривит рот — сначала Александре показалось, что от отвращения. И вдруг вопли едва не разорвали ей барабанные перепонки.
Александра поняла, что лежит на спине на персидском ковре. Интересно, как она здесь оказалась? Потом она поняла, почему во рту такой противный привкус. Оказывается, она всю ночь так и провалялась на полу в пьяном оцепенении. Цветная горничная, Сильвия Бёйс, смотрит куда-то в сторону: кто-то лежит напротив, рядом с большим коричневым кожаным креслом. Александра Барнард приподнялась на локтях. Хорошо бы Сильвия перестала вопить! Неужели вчера вечером она напивалась не одна, а в компании? Кто там может быть? Она села и, прищурившись, узнала в лежащей на полу фигуре своего мужа Адама. На нем почему-то только одна туфля, на другой ноге полуспущенный носок, как если бы он заснул, стаскивая носок с ноги. Черные брюки, белая рубашка, на груди какое-то черное пятно.
И вдруг, как если бы навели резкость, она поняла: Адам ранен. Черное пятно на рубашке — кровь; материя порвана. Александра оперлась ладонями о ковер, стараясь встать на ноги. У нее закружилась голова, и она застыла в оцепенении. На деревянном столике бутылка и один стакан. Она зашарила рукой по ковру, ища точку опоры. Пальцы что-то нащупали; опустив голову, она увидела пистолет. Пистолет она узнала; он принадлежал Адаму. Почему он здесь валяется?
