— Осталось осмотреть дорожку и стену. — Высокий и тощий Джимми покосился на своего коллегу-коротышку и добавил: — Бенни с утра не в духе.
Гриссел пропустил слова эксперта мимо ушей. Толстый и Тонкий не умолкают ни на миг.
Тиффани Октябрь посмотрела вниз, на труп, и ойкнула.
Детективы молча наблюдали за ее работой. Она открыла свой чемоданчик, надела перчатки и опустилась на колени перед телом девушки. Вуси подошел ближе:
— Бенни, я попросил фотографа так снять ее, чтобы… скрыть рану. И увеличить лицо. Хочу показать их прохожим здесь, в районе Лонг-стрит. Ее необходимо опознать. Может быть, передадим снимки и в газеты, и на телевидение.
Гриссел кивнул:
— Отличная мысль. Но тебе придется как следует надавить на фотографа, чтобы он работал побыстрее. Они люди медлительные…
— Надавлю. — Ндабени склонился к патологоанатому: — Доктор, когда наступила смерть? Хотя бы приблизительно.
Тиффани Октябрь ответила, не поднимая головы:
— Пока еще рано делать выводы…
Интересно, подумал Гриссел, чем сейчас занимается профессор Фил Пейджел, главный патологоанатом. Пейджел почти сразу сообщает, когда наступила смерть, причем его первоначальное предположение расходится с окончательным заключением всего на полчаса, не больше. Пейджел всегда обосновывает свои догадки. Окунает палец в лужу крови, ощупывает тело и говорит что-нибудь малопонятное: трупное окоченение быстрее проявляется в жевательных мышцах… Затем он высказывает свое мнение относительно времени наступления смерти.
Тиффани Октябрь пока не обладала таким богатым опытом, как профессор Пейджел.
— Хотя бы приблизительно, — повторил Гриссел.
— Я правда пока не могу…
Она боится ошибиться, догадался Гриссел. Подойдя к Вуси, он заговорил тихо, наклонившись к самому его уху, чтобы Тиффани не слышала:
— Вуси, она пролежала здесь некоторое время. Кровь уже почернела.
— Сколько времени?
— Не знаю. Часа четыре… а может, и больше. Пять.
— Ясно. Придется нам пошевелиться.
Гриссел кивнул:
— Пусть фотограф пошевелится. Кстати, поговори с муниципалами. Их камеры видеонаблюдения установлены на всех улицах, в том числе и на Лонг-стрит. Будем надеяться, что вчера ночью их аппаратура работала. Их пункт управления на Уэйл-стрит. Вдруг они что-то записали…
— Спасибо, Бенни!
Прислонившись к стене, она заснула.
Она не собиралась спать; ей хотелось чуть-чуть отдохнуть. Она закрыла глаза, прижалась к стене, вытянула ноги. Как хотя бы ненадолго избыть усталость и страх? Ночные события, как демоны, кружили у нее в голове. Чтобы вытеснить их, она подумала о родителях. Сколько сейчас времени дома? Высчитывать разницу во временных зонах ей сейчас не под силу. Если в Лафейетте утро, отец разворачивает любимую газету, «Джорнэл энд Курьер», и, качая головой, читает комментарии Джо Тиллера, тренера университетской футбольной команды, по поводу очередного проигранного матча. Мама, как всегда, спускается вниз позже, стуча каблуками. Она очень спешит. Хватает поношенный кожаный портфель. «Опаздываю, опять опаздываю, ну почему я вечно опаздываю?» Отец и дочь, сидя за столом, обмениваются ритуальными улыбками. Дома все как обычно. Дом — тихая гавань, где с тобой ничего не может случиться. Ее охватила ужасная тоска по родителям. Захотелось позвонить им, услышать их голоса, сказать, как сильно она их любит. Она мысленно разговаривала с родителями. Отец отвечал спокойно и ласково. Незаметно для себя самой она крепко уснула.
3
— Инспектор! — крикнула доктор Тиффани Октябрь.
— Что?
— Я тут прикинула…
Гриссел вздохнул. Может, она подслушала их разговор?
— Мы вас слушаем. Нам помогут любые предположения.
— По-моему, она скончалась тут, на месте. Судя по очертаниям лужи крови, убийца повалил жертву на землю, а потом перерезал ей горло. По-моему, ее распластали на земле… Если бы она стояла, остались бы характерные пятна…
— Понятно… — Об этом он уже и сам догадался.
— А две резаные раны на спине… — Патологоанатом показала два симметричных разреза на лопатках девушки.
— Что?
— Похоже, они появились уже после смерти.
Гриссел кивнул.
— А тут у нас что? Ворсинки… — Доктор Октябрь осторожно орудовала у краев раны пинцетом. — Материал синтетический, темного цвета, не соответствует ни футболке, ни джинсам…
Ндабени наблюдал за криминалистами. Те прохаживались по тропинке, выискивая улики, и, как всегда, ни на секунду не закрывали рот.
— Джимми! — позвал он. — Тут кое-что по вашей части… — Чернокожий детектив присел на корточки рядом с патологоанатомом.
— По-моему, — сказала доктор Октябрь, — убийца что-то срезал у нее со спины. Скорее всего, лямки рюкзака…
Джимми опустился рядом с ней на колени. Тиффани Октябрь показала ему ворсинки.
— Забирайте, а я пока подожду.
— Хорошо, — ответил Джимми. Они с напарником достали пинцеты и пакеты и принялись осторожно орудовать в ране, не прекращая ранее начатый разговор: — Говорю тебе, это любовь. Аморе.
— Не Аморе, а Амор, — поправил его толстяк Арнольд, вынимая из сумки тонкий и прозрачный целлофановый пакетик и раскрывая его.
— Вы о чем? — поинтересовался Вуси.
— О жене Йоста.
— Какого Йоста?
— Ван дер Вестхёйзена.
— Это еще кто такой?
— Регбист.
— Вуси, он был капитаном нашей сборной!
— Я как-то больше футболом увлекаюсь…
— В общем, у нее такие большие… — Арнольд изобразил пышный бюст. Тиффани Октябрь отвернулась с оскорбленным видом. — Я просто констатирую факт, — словно извиняясь, пояснил Арнольд.
Джимми осторожно вытянул попавшие в рану ворсинки.
— Ее звали Аморе, — сказал он. — То есть «любовь». И вот тут появляется тот тип…
— Что за тип? — спросил Вуси.
— Не знаю. Какой-то тип, который явился посмотреть ее выступление. В общем, хватает он микрофон и говорит: «У тебя самые лучшие сиськи на свете». Так и сказал, и Йосту его слова страшно не понравились. Он очень обиделся.
— Что она делала на сцене? — спросил Гриссел.
— Бенни, ты что, не читаешь журнал «Ты»? Она певица.
— В общем, Йост хватает его после концерта за грудки и говорит: «Не смей так разговаривать с моей женой». А тот типчик отвечает Йосту: «Но у нее ведь и правда красивые сиськи!» — Арнольд громко расхохотался.
Джимми тоже захихикал. Тиффани Октябрь, явно раздосадованная, отошла подальше, к стене.
