Надежды беглеца оправдались: Моисей был принят в доме влиятельного среди мадиамитян священника Иофора и даже женился на одной из его дочерей — Сепфоре. Там, в одном из тайных храмов, затерявшемся в глубине пустыни, он прошел все стадии Посвящения. Когда же Моисей получил полную свободу выбора своего пути, он то загорался желанием вызволить свой народ из египетского плена и увести в Ханаан — на родину его предков; то сомневался, посильно ли ему такое предприятие; сдерживал к тому же и страх возвращения в Египет, где его могли сразу же схватить и казнить, хотя прошло уже более полувека, как он сбежал от ожидавшей его кары, — но разве не могли при его появлении вспомнить о воле фараона, пусть умершего, тем более что его преемник вел себя еще более жестоко с порабощенными евреями. Наушников, готовых выслужиться перед властелином, при дворе всегда более чем достаточно.
А разве плохо ему жилось в кругу добрых людей, в кругу заботливой жены и послушных детей? Стоило ли рисковать жизнью ради чего-то призрачного и невероятно трудного? Особенно когда тебе перевалило за семьдесят…
Душевное борение не прекращалось ни на час, и Моисей часто уходил пасти овец, чтобы в одиночестве дать волю своим противоречивым мыслям и желаниям. И вот однажды, когда он пас овец у подножия горы Хорив, которая почиталась мадиамитянами священной, ибо на ее вершине, как они считали, обитал бог их предков (бог Авраама, бог Исаака, бог Иакова), и терзания его достигли невероятной силы, перед ним вдруг вспыхнул огнем куст. Однако огонь этот не опалил куста, а напротив, будто взбодрил его, налил ветви и листы упругой силой — необычность явления поразила Моисея, однако, не испугала; и только когда вроде бы из самого яркого языка пламени Моисей услышал громовой голос, тогда только в страхе закрыл лицо руками, ожидая недоброго.
— Не бойся, Моисей, — вырывалось тем временем из пламени. — Не зло сотворить явился я пред твои очи, а подвигнуть на великое дело: поспеши в Египет и выведи своих соплеменников-израильтян из рабского и плена.
Выходит, Бог знал о его внутреннем борении. Выходит, боязнь его идти в Египет, лишена основания, если Бог дает ему такой наказ. И все же сомнения не сразу покинули Моисея. Подавив страх, он дерзнул спросить Бога:
— Вот я приду к сынам Израилевым и скажу им: «Бог отцов ваших послал меня к вам», а они скажут: «Как ему имя?». Что я смогу сказать в ответ?
— Я есть Яхве.
Да, откровение знаменательное: Бог называет истинное свое имя смертному; и все же Моисей не успокоился, ведь соплеменники могут не поверить ему, примут его слова за выдумку, поэтому ему, Моисею, нужны веские доказательства того, что он на самом деле действует от имени Господа.
Яхве удивился:
— Ты — Великий Посвященный. Ты многое умеешь. Лечи именем моим проказу. Твори именем моим чудеса.
— Один ли я Посвященный?
— Хорошо, я одарю тебя силой духа, чтобы ты мог превращать воду в кровь, а посох в руке твоей или жезл сможет стать по твоему желанию ядовитой змеей.
Моисей низко поклонился Господу, однако продолжал упорствовать, выдвигая все новые и новые условия, — Яхве рассердился было, но затем смилостивился.
— Определю тебе в помощники твоего старшего брата Аарона. Он красноречив, и вместе вы сможете уговорить соплеменников на исход.
Под впечатлением услышанного Иисус долго не мог уснуть. Он своим детским умишком даже осуждал Моисея за то, что тот так долго не решался освободить своих единокровных из страшного рабства и даже пререкался с Господом, который явно благословил его на великий подвиг и, стало быть, намеревался поддерживать великое дело. Он, Иисус, как ему казалось, действовал бы решительней. Без всяких сомнений.
Утром, несмотря на бессонную ночь, Иисус встал вместе со всеми и даже помог погонщикам собирать верблюжью колючку, которая предназначалась для кипячения в ней воды, чтобы в жаркой пустыне вода не зацвела в мехах и не протухла, а оставалась, свежей многие дни и к тому же предохраняла желудки путников от всяческих расстройств. А вечером, преодолевая усталость, он вновь собрался слушать маму. На сей раз она, однако, держала в руках Пятикнижие заветов Моисея — Иисусу не нравилось, когда мама читала, он больше любил ее спокойно-размеренные рассказы, вот и теперь он мысленно молил ее: «Не читай». И — о чудо! Она, не раскрыв книги, начала обычным своим задушевным тоном повесть о том, что делал Моисей со своим братом Аароном, чтобы вначале убедить соплеменников решиться на исход, а затем добиться от фараона, чтобы тот смилостивился и отпустил рабов-израильтян. Но как первое, так и второе оказалось непростым делом.
К жизни рабской тоже привыкают, особенно если в рабстве рождается не одно поколение: есть еда, есть кров, а что еще нужно? Впереди же, решись люди на исход, пугающее неизвестное. Да и можно ли верить братьям, обещающим покровительство Господа, Бога предков Израилевых, — Господь давно отвернулся от своего народа, забыл свои обеты, какие давал Аврааму, Исааку, а позже и Иакову, который боролся с ним и получил не только его благословение, но даже имя — Израиль, человек, боровшийся с Богом. Тогда Бог пообещал ему, что впредь Израиль станет одолевать всех человеков. А что получилось? Любой надсмотрщик может совершенно безнаказанно обидеть израильтянина-раба. Какое же это покровительство?!
Все же Моисей с помощью знамений, а Аарон красноречием своим убедили соплеменников решиться на исход, и осталось одно препятствие — фараон. Как одолеть его?
Поначалу Моисей с Аароном решили обманом вывести свой народ из Египта. Как ни страшно было Моисею, что его узнают во дворце, ибо, хотя фараон, собиравшийся его казнить, уже давно бальзамирован, наверняка кто-то из его прежних придворных служит новому властелину, он смог преодолеть свой страх.
Его не узнали: Моисей уже был не прежним щеголем, а обдутым ветрами горной пустыни, изморщиненным палящим солнцем довольно пожилым человеком. Никто даже не мог предположить, что это приемный сын покойной царицы.
Фараон принял их как послов земли Мадиамской со всей пышностью, и после принятых в те времена церемоний Моисей заговорил со смирением:
— Священники Мадиамские именем Бога своих предков Авраама, Исаака и Иакова, которого почитают и поныне, просят отпустить народ израильский на три дня в пустыню, чтобы молитвами и жертвоприношениями воздать честь Яхве, Господу своему, дабы знал он, что избранный им народ не перестал чтить Господа своего, хотя он и отвернул лик свой от народа своего…
Иисус хотел было перебить маму вопросом: зачем лгал посланник Господа самого? Мама сама постоянно внушала, что ложь не приводит к добру, а однажды совравшему кто поверит? А теперь, судя по тону, она не осуждает братьев, а вроде бы гордится ловко придуманным предлогом: уйти якобы для молитвы и жертвоприношения, на самом же деле не вернуться. Но мама не сделала паузы, продолжая как раз о том, как пагубно повлиял на жизнь израильтян этот обман, — фараон заподозрил неладное и в отместку велел увеличить дневной урок рабам, да еще приказал строго наказывать тех, кто с этим уроком не сумеет справиться.
