определить, сколько сейчас времени. Делу не помогает и то, что над крышами соседних домов за окном плотно нависли серые тучи.
Присаживаюсь на край видавшего виды дивана, натягиваю ботинки.
Взгляд непроизвольно останавливается на книгах со смутно знакомым оформлением, горой сваленных под столом, в тусклом утреннем свете я различаю надписи: «История России» для учеников 10 класса. «Биология», 10 класс.
Да ла-а-адно… Да быть не может. Увы мне, увы…
Я поднимаю рюкзак и на негнущихся ногах выхожу в коридор.
На цыпочках прохожу мимо кухни, мелкий сидит на табуретке, облокотившись на подоконник, и смотрит в окно. Перед ним — банка с чаем, в руке дымится сигарета.
В секунду он оборачивается в мою сторону, отстраненность на его лице тут же сменяется недоумением, а потом широченной улыбкой:
— Привет, ты чего так рано?
— Доброе утро. Не хочется злоупотреблять твоим гостеприимством. Пора валить домой.
Сид усмехается:
— Да о чем ты… Будь как дома. Могу сварганить пельмени.
— Спасибо, не до пельменей сейчас. Пойду каяться перед матерью.
— Транспорт пойдет только через полчаса.
Была не была. Покорно сажусь на стул.
Мне не хочется отсюда уходить. Мне нравятся эти глаза, глаза такого же оттенка, что и мокрое небо в окне.
Снова не хватает воздуха.
Я в панике хватаю банку, чтобы сделать глоток чая. Бляха-муха…
— Лик, ты чего? — Подается вперед Сид.
— Сид, сколько тебе лет? — хочу спросить непринужденно, но голос предательски срывается.
— Шестнадцать, — ровно отвечает он.
Ох, вот оно, вот оно. Все возвращается бумерангом. Как я над Светкой потешалась? То-то же. А сама, вся такая разумная, чуть не встряла непонятно во что.
— Пойду я, — мрачно бубню. Ну что за жизнь. Да пошла она!..
Сид провожает меня до двери, недоумевает. А я наглухо застегиваюсь и быстро ухожу.
Глава 12
Дома пулей пролетаю в комнату, облачаюсь в милую теплую пижаму, заползаю под одеялко с мишками и закрываю глаза. А сон не идет. И в груди снова разливается что-то незнакомое, незаконное, теплое и радостное. Это чувство, что я теперь не одна.
Скрипит входная дверь, мама, гремя ключами, на цыпочках проходит в гостиную и тихо снимает плащ. Отчаянно надеюсь, что у нее все будет хорошо и этот новый кавалер не окажется садистом или алкашом, потому что я размякла так, что рука со шваброй у меня больше в жизни ни на кого не поднимется.
Когда мама бесшумно заглядывает в мою комнату, я изображаю храп. И через секунду действительно улетаю в царство Морфея.
***
Мама сегодня устроила выходной. Весь день вертится на кухне, печет что-то, напевает под нос песенки, а завидев меня, извиняется за свои вчерашние слова.
— Проехали, — киваю. — И ты меня прости…
Глаза у нее горят, на лице улыбка. Досадно, но вчера вечером я выглядела примерно так же. От омерзения к себе в горле тут же застревает блин.
— Как свидание прошло? — мычу я.
Невинный вопрос, а влечет за собой лавину маминых восторгов: «Костя — то, Костя — се…»
Но я сегодня все равно счастлива. Даже знаю, кто стал тому причиной.
Глава 13
Через пару дней начинаются занятия в универе, явственно подступает осень, и я поддаюсь безотчетной панике. Впору писать завещание, потому что мне кажется, что сейчас я проживаю не последние летние деньки, а последние дни жизни. Хочется куда-то бежать, что-то придумывать, я берусь одновременно за несколько дел, но не довожу до конца ни одного. Да еще и Светка пропала со всех радаров, даже телефон у нее отключили за неуплату.
Не видеться со мной неделю — да она идет на рекорд!
В мозгах каша, я сгораю от желания рассказать о Сиде Светке, но поднятая до небес планка гордости ни за что не позволит мне сделать это.
Под предлогом прогуляться и, возможно, пересечься где-нибудь с сеструхой, я подаюсь в Центр. На самом деле я хочу увидеть Сида. Просто увидеть, и все.
Еду в старом гремящем троллейбусе, в миллионный раз разглядывая свой родной унылый Задрищенск — загнивающий, замшелый постсоветский отстой. Беспросвет. Когда-нибудь я улечу отсюда. Когда крылья отрастут. Он мал — четыре остановки, и я уже в его центральной части: вытряхиваюсь наружу у Областного почтамта и первым делом спешу к ЦД.
ЦД, он же «Центр Досуга» — дом культуры с серыми стенами, построенный в эпоху Застоя. С тыла ЦД окружен высоким бордюром, деревьями и кустами, в зарослях которых стоит скульптура рабочего в человеческий рост, до смерти пугающая случайных прохожих, наткнувшихся на нее ночью.
Мы с Баунти часто возле него тусовались, возможно, она и сегодня туда притащилась. Без меня. Немыслимо, но она даже о том, как прошел концерт, так и не расспросила.
За ЦД слышится громкий смех, вопли и улюлюканье. А еще — странные глухие удары. Несколько человек сбились в кружок и с азартом взирают на что-то фантастически интересное. С одного взгляда становится очевидно, что Светки здесь нет, но любопытство побеждает, и я подхожу ближе, чтобы тоже подивиться происходящему.
Лучше бы я этого не делала, ибо то, что я вижу, попахивает сумасшествием и повергает в шок.
В центре внимания взъерошенный парень, стоящий ко мне спиной, замахивается и со всей дури лупит рукой по кирпичной стене ЦД. Раздается глухой удар, хруст, взрыв смеха. Я борюсь с дурнотой и застилающими глаза черными мушками, даже хватаюсь за ствол ближайшего дерева, чтобы устоять на ногах. Рука парня ниже локтя болтается безжизненной плетью, он снова замахивается и обрушивает ее на кирпичную кладку. Удар, хруст, взрыв хохота. Но самое жуткое в происходящем то, что сам он хохочет громче и веселее всех остальных.
— Во дебил… — стонет возле меня один из присутствующих.
— Что здесь творится? — спрашиваю и зажмуриваюсь: удар, хруст, хохот…
— Не видишь? Этот дебил на спор обдолбался и резвится, — смеется собеседник, подхватывая всеобщий вопль восторга.
Сумасшедший парень оборачивается к публике и скалится. Святые угодники, это же Сид! Его и без того дурные глаза из-за расширенных зрачков кажутся дикими, челюсти гуляют, а из носа на черный балахон течет кровь. Он ходит кругами, вновь подходит к стене и заносит руку для следующего удара.
Ноги сами срываются с места.
— Эй, Сид. — Я перепрыгиваю бордюр и хватаю его распухшую покалеченную руку. — Прекрати, пожалуйста!
Он улыбается, здоровой рукой обвивает мою талию и бесцеремонно подтаскивает к себе:
— Эй, рыжая, привет, рыжая, как жизнь, смотри, как прикольно, я ее