не разуваться. — Он тянет меня дальше по коридору. — Телефон вон там.
Я набираю домашний номер, но на том конце провода раздаются только длинные занудные гудки. Где же мама?
Ах, безмозглый я человек… Она сейчас у мужика.
Как и я.
Я смущаюсь от своих позорных мыслей. Сид этот, что ли, мужик?
— Хочешь чаю? У меня есть клевый чай, моя бабка сама собирала и сушила какие-то хитрые травы, мяту… — Топчется рядом Сид.
— Валяй. Угощай! — Надо же, у него даже чай какой-то «хитрый».
На кухне, которую освещает старый абажур под потолком, я приземляюсь на стул. Мелкий включает воду — та с шипением наполняет чайник — и ставит его на старую двухконфорочную плиту, потом садится напротив. Вблизи и при свете.
И планета вновь начинает кружиться с огромной скоростью.
Что происходит? Этот парнишка похож на бледного сумасшедшего маньяка, а я почти вижу за его спиной белые крылышки. В его присутствии мне становится легко, хочется улыбаться, и вся моя броня с грохотом падает на пол. Но мне очень нравится быть рядом с кем-то без нее…
— Лик, а ты рыжая, оказывается… — с придыханием говорит он, и мне становится совсем дурно.
К счастью, закипает чайник, Сид вскакивает, ставит на стол пол-литровую банку, откашливается и пожимает плечами:
— Чашек нет. Прости за сервис.
И мы глушим обжигающий ароматный чай прямо из банки.
— Петь будем? — вопрошает он вдруг. — У нас круто это получается!..
— А давай! — с азартом соглашаюсь, потому что его отвязность заразительна. А попеть мне надо, чтобы не свихнуться от мыслей о том, что могло бы сегодня со мной случиться, и о том, какой тупой и бессильной я иногда могу быть.
Сид пулей приносит гитару.
Он садится на пол и бренчит какие-то импровизации, его длинные пальцы порхают по струнам. Кажется, в своем бренчании он даже из реальности выключился.
Знавала я таких. Точнее, никого я не знавала… Но вся мировая художественная литература вопиет, что благоразумным девушкам не стоит связываться с подобными кавалерами.
— Заказывай что-нибудь! Как умею, сбацаю! — Сид устремляет на меня свои жуткие глаза.
— Так… Так-так… — Упираю локти в колени, а ладонями подпираю щеки. — Давай что-нибудь про чай. Твоим хитрым мятным чаем навеяно.
Ну, думаю, в тупик поставила парня, ан нет.
Убедившись, что струны звучат идеально, Сид начинает играть «Pennyroyal tea» группы Nirvana. Люблю Курта, люблю эту песню, люблю тех, кто тоже ее любит, но того, кто так ее играет, я готова боготворить.
Поет Сид тоже до дрожи клево, а когда при этом поднимает взгляд и смотрит на меня, я перестаю дышать. Да что за черт!
И в этот дивный момент соседи стучат по батареям.
— Соседка. Намекает, что мы ей типа мешаем. Она не понимает, что иногда, чтобы не сойти с ума, человеку просто необходимо отпустить себя и проораться. Спорим, она потому и сумасшедшая?
Я тихо офигеваю, но запрещаю мыслям пускаться вскачь. Он просто ляпнул эту фразу, не подумав.
— Что еще? Только чтобы громко, чтобы связки сорвать! — подначивает Сид, его отмороженные глаза сияют азартом. Осознаю, что в такой странной манере он пытается отвлечь меня от дурных мыслей, и от тихого тепла, разлившегося от этого в душе, вдруг развозит. Я зажмуриваюсь, чтобы прийти в себя. Помогает.
— Э, мать, да ты отрубаешься. Спать пошли. — Сид отставляет гитару и встает на ноги.
Ага. Разбежался. Какой еще спать. С тобой, что ли…
— Я лучше тут посижу, — объявляю я.
— А в чем проблема? — Сид будто бы и на самом деле не вдупляет, в чем проблема, так что мне приходится пояснить.
— Я тебя второй раз в жизни вижу! Мне вообще не надо было к тебе вот так заваливаться и мешать твоим планам…
Лицо Сида на миг становится странным:
— Не поверишь, но я сам не в курсе своих планов. Они от меня не зависят. Но сейчас я здесь и иду спать. — Он встает и отворачивается. — А сидеть на кухне до утра — это верх глупости, так и знай, рыжая.
Обидела парня. А он, между прочим, сегодня был настоящим героем… Знаю, что такие сантименты для меня — настоящая аномалия, но больше не хочу думать об этом.
Вскакиваю и бегу следом.
Сворачиваем во вторую комнату слева по коридору, Сид включает настенный светильник.
В комнате полный разгром — вещи торчат из шкафов, висят на стульях. На столе гора кассет, скомканные фантики. Разложенный старый диван, гитары, плакаты хорошо известных мне групп, приклеенные к обоям синей изолентой. Бардак даже покруче, чем в моей норе!
— Это что, твоя комната? — Я переступаю с ноги на ногу. Вдруг становится до жути неловко, сердце невнятно подпрыгивает. Я не рассчитывала на такое быстрое развитие. Да, черт, я в ужасе!
Сид, словно уловив мое настроение, поспешно говорит:
— Да я в джинсах буду спать. Ты в безопасности, честно.
Со смешанным чувством облегчения и паники сажусь на диван, и он разражается визгом старых пружин. Веселая ночка мне предстоит.
Сид ложится рядом, и чтобы на него не скатиться, мне приходится напрячься.
— Спокойной ночи. — Он отворачивается и тянется к выключателю светильника.
Глава 11
Комната погружена во тьму. Прислушиваюсь к звукам внезапно начавшегося дождя и ровному дыханию рядом. Без одеяла одолевает озноб, и я покрепче прижимаюсь спиной к горячей и подозрительно родной спине Сида.
Какой же странной бывает жизнь. Еще вечером я наносила на лицо отпугивающий мужиков боевой раскрас и подумать не могла, что ночью буду лежать под боком самого (что ж, пора уже это признать) красивого создания, которое мне когда-либо доводилось видеть, и умирать от запаха дождя, сигарет и еще чего-то незнакомого и завораживающего.
Сид глубоко вздыхает во сне, поворачивается ко мне и сгребает в объятия. Несколько мгновений я не могу сладить с поехавшей крышей, потом расслабляюсь и в теплом уютном блаженстве проваливаюсь в сумбурный красивый сон.
***
Разлепив глаза, не сразу понимаю, где нахожусь — я одна в чужой комнате. Мне предстоит выйти из нее и как ни в чем не бывало начать общаться с Сидом, с которым этой ночью пережила пока что самый интимный момент в жизни.
Честно — мне проще было бы пройтись по улице голой, чем признать, что я всю жизнь возводила глухой забор, а какой-то странный парнишка прошел сквозь него без всяких усилий. Он его вообще не заметил!
В комнате Сида нет часов, и мне не удается даже примерно
