логова колдуна? И как он? Ужасный? Он ведь тебя не обижает, правда?
— Не обижает, — вздохнула я, поморщившись от такого непосредственного любопытства.
— Он правда живет посреди леса?
— Да. У него там замок.
— Целый замок?!
Глаза мамы загорелись неподдельным интересом.
— А ты часто сможешь выбираться к нам? Лиса, ты обязана принести что-то ценное. Уверена, у колдуна гора богатств и он даже не заметит, если ты что-то возьмешь себе на память. Ты ведь знаешь как нам сейчас тяжело.
Я еще раз вздохнула. В этом была вся Амелинда Керн. Не могла не попробовать извлечь выгоду из любой ситуации.
— Я больше не вернусь.
— Нет!
Вилли, который и так не отлипал от меня, сжал еще сильнее. По чумазому детскому личику покатились крупные слезы. А я чувствовала, как утекают последние минуты наедине с семьей. Меня начинало что-то тянуть обратно. Пока не сильно, но ощутимо.
Я аккуратно отстранила брата от себя и присела, оказавшись с ним на одном уровне.
— Вильгельм Керн, ты помнишь, что я сказала тебе, когда уходила в прошлый раз?
— Что я должен быть сильным.
— Да, мой маленький Вилли. Ты должен вырасти очень сильным, здоровым, смелым. А главное — счастливым. Не печалься, что мы не сможем видеться так часто, как хотели бы. Я буду думать о тебе каждый день.
— Обещаешь?
— Конечно, — я потрепала его по каштановой макушке.
— Я тоже буду думать о тебе каждый день.
— Я люблю тебя, Вилли. Вырасти хорошим человеком.
Последнее что я увидела перед тем, как меня окончательно затянуло во тьму — заплаканные глаза брата.
* * *
Вернулась я так же внезапно, как и исчезла. Я находилась в том же зале, в котором провела большую часть дня. Меня трясло. Не потому что я плохо себя чувствовала из-за проклятия. Его как раз уже не было. Но второе расставание далось мне даже труднее, чем первое. Невыплаканные слезы рвались наружу, и пока что меня останавливало только то, что Шаттенхард все еще был рядом и смотрел на меня. Было странно так говорить о человеке без лица, но я знала, что он изучает меня.
— Какие интересные у тебя отношения с семьей. И ради них ты загубила свою жизнь?
— На мне тоже было проклятие, — напомнила я.
— А на твоей матери? Почему же она не пришла сюда вместо своей дочери?
Каким чудом мне удавалось все еще держать голову высоко поднятой, только Огма* знает. Поджилки тряслись. Не из-за его жестоких слов о моей матери. Они и раньше приходили мне в голову и уже не ранили так сильно. Но было страшно… вдруг он догадался?
— А ты интересная, Лисэль Керн, — выдал колдун, когда понял, что отвечать на его провокацию я не собираюсь. — Неужели не хочется отомстить матери?
— Нет.
— И не хочется узнать, почему она так тебя ненавидит?
Голос завлекал, искушал, призывал забыть о привязанностях. А еще Шаттенхард явно наслаждался моим страхом.
— Не хочется. Это уже не имеет значения, Владыка.
Он резко, неуловимым глазу рывком оказался возле меня. Рука, затянутая в черную кожаную перчатку обхватила мой подбородок, приподнимая его выше к источнику света.
Я перестала дышать, но не смела закрыть глаза. Сверху на меня смотрели два фиолетовых огня, и я знала, что если отведу взгляд, будет хуже.
— Ты врешь. Ради брата и матери, которая тебя не любит, ты продала себя. Не думала о том, какова окажется цена за мою помощь?
Он был слишком близко. Меня начало трясти сильнее, а в горле встал болезненный ком.
— И даже после этого ты все равно не поинтересуешься, что за мать отправляет свою дочь в лапы чудовища?
— Нет, — выдавила я тихий ответ.
Несколько секунд фиолетовые глаза еще продолжали изучать меня, а пальцы все так же цепко сжимали подбородок. Но затем он отпустил меня и уже через секунду, фигуру колдуна заволокло тьмой. Он исчез. Отправился по каким-то своим делам, потеряв интерес к упрямой девчонке.
А я рухнула на пол, больно ударившись коленями, и не могла унять дрожь еще по меньшей мере четверть часа. Только поднявшись обратно на свой чердак, я смогла немного успокоиться.
Главное, что Шаттенхард не раскрыл меня сразу же. Остальное уже не так страшно. И его слова о моей семье не особо расстраивали. Сейчас мне было почти плевать на нападки и несправедливые упреки своей матери. Зацикливаться на таком нужно не тогда, когда им с Вилли угрожает смертельная опасность.
Они там, на свободе, и уже без проклятия… Но в заложниках у ордена Нуаду. Могущественной и разветвленной структуры, которая сосредоточила в своих руках больше власти, чем король. И чтобы выкупить их жизни, мне придется сделать то, чего не делал до меня ни один человек. Уничтожить самого Шаттенхарда.
*Шайс — местное ругательство, наиболее близкий аналог выражению «дерьмо»
*Риттер — рыцарь, формально обладающий дворянским титулом
*Нуаду — верховный Бог
* Огма — верховная Богиня, жена Нуаду
Глава 3. Черный замок
Убить колдуна… проще сказать, чем сделать. Да, цель у меня была, но размытые сроки позволяли хоть немного оттягивать судьбоносный момент. Пока же у меня были и более насущные проблемы, чем борьба с всемирным злом.
Вторая ночь на том же просторном складе сломанной мебели, как я про себя прозвала свое место обитание, прошла на удивление неплохо. Хотя в целом «чердак» выглядел так же. Нужно было спуститься и выбрать себе нормальную комнату. Попытка прятаться здесь была очень глупой и скорее импульсивной.
Но пройдясь по роскошным комнатам готического замка, которые навевали мысли о страшных заколдованных артефактах, я решила отложить мысль о переезде, по крайней мере, до вечера. Тем более имелись были вещи более первостепенной важности. Например, поиски места, где можно постирать одежду. Платье, в котором я провела эту ночь, было грязным. Платье, в котором я впервые пришла к колдуну, было очень грязным. А ничего больше у меня с собой не было. Это все, на что хватило денег, которые смог выделить мне Курт после того, как меня освободили из тюрьмы. Своих у меня уже не было.
После ареста все имущество конфисковали. Дом, лошадей, драгоценности и мой гардероб тоже. До последней булавки.
Представив, как какой-нибудь казначей отпарывает жемчуг с моего любимого розового муслина, в котором я открывала бал дебютанток, стало грустно. Но я быстро отогнала от себя эти мысли. Толку плакать над пролитым молоком? Эту жизнь уже не вернуть. По крайней мере, не в ближайшем будущем. Впрочем, скорее всего, никогда
