– Помните, как там в одесском анекдоте, пацаны? «Раздается как-то звонок в двери Сони Розенблюм. Она подходит к двери и спрашивает: „Кито там?“ А в ответ: „Тетя Соня! Тетя Соня! Там ваш маленький Изя сидит на догоге и кушает коговий кизяк!“ – „Да?! – отвечает Соня. – Так идите и скажите ему, чтобы он не наедался, потому что ми ского будем обедать!“»
Только...
В этот раз анекдот, рассказанный «со смаком», почему-то не вызвал обычного смеха. Все были суровы, как сфинксы, и только катали желваки на скулах. А Стар, его вечный «замок», который, будучи уже лейтенантом, принял от Андрея командование взводом, как эстафетную палочку, только и спросил:
– Что ж ты нам не позвонил, командир? Что ж ты, бля!.. Гордый, да?!
– Есть немного. Да и обошлось же все.
– А если бы нет?
– А вот тогда бы и позвонил! Надо же было бы хоть кому-то меня в гробешник упаковать, Паша!
– Упаковал бы я тебе сейчас в лобешник за такие вот дела, да промеж глаз твоих бесстыжих! – Стар нервно закурил сигарету. – Да только боюсь, подчиненные не поймут.
– Поймут! – подал голос Водяной. – Да еще и от себя добавят! За такую гордость бестолковую!
– И хорошо добавят! – прогудел Оса глухо. – И не посмотрят, что ты старший офицер и кавалер Почетного легиона! Братишкам можно!..
– Ладно, пацаны, че уж теперь... Проехали... И я не кавалер, Серега!
– Это ты эту сказочку кому другому расскажи, командир! – прорезался Тень, Кузнецов-младший то бишь. – Это я был твоим переводчиком, или забыл! Я и пацанам все рассказал «из первых рук»! А Стар, вон, на эту тему даже с Пауком как-то общался.
– Паук, между прочим, – опять заговорил Стар, – тебя, так же как и мы все, считает кавалером. Зря ты отказался, Андрюха. Зря!..[5]
– Да и хрен с ними, с орденами этими... – проговорил Андрей. – Я много от чего отказывался в этой жизни... Мне когда-то и Героя не дали, хотя и представление было написано, так что...[6]
Они, «аксакалы» взвода, просидели за коньяком до часу ночи. Пока захмелевшего с непривычки Андрея не увела с собой Мари. Она хотела попрощаться с ним. В тишине и уюте. Ведь... он уезжал на два месяца, и не на модные курорты, а на войну... А там может случиться всякое...
– Ты сейчас красивый и сильный, Андрей... Как тогда, три года назад, когда мы только познакомились... Я хочу запомнить тебя именно таким, Андрей, красивым и сильным...
25 ноября – 17 декабря 2001 г. Афганистан«Берлога» Тора-Бора...
Как это частенько случается в армии, «Геркулесы», поднявшиеся в небо с аэродрома в Обани вечером 31 октября, приземлились через полчаса в Аяччо... Что-то там, в Афганистане, не сложилось по планам коалиционных войск, и вылет французов задерживался на неопределенный срок...
...Андрей в глубине души был рад этой отсрочке – все же, положа руку на сердце, год не в строю, тяжелейшие операции, вынужденная голодовка и тяжелый физический труд заложили «большую мину» под его здоровье. И он это понимал... Да и эта его совершенно безумная идея фикс лететь воевать в Афганистан вместе со своим взводом... Нет, он, конечно же, смог заставить поверить в него врачей, пройдя СПП с большим превышением норматива, но... Он-то сам знал наверняка, что сделал он это только на злости и упрямстве. И если бы не Мари с нашатырем и водой, то, кто его знает, чем вся эта его затея вообще закончилась бы...
Мари...
Он вспоминал о ней постоянно. Он вспоминал тот их последний разговор на аэродроме Обани, когда гул двигателей «Геркулесов» приходилось уже перекрикивать, надрывая горло.
...Эх! Видел бы кто тогда ее глаза!.. Грустные глазищи лани!.. Она так долго его ждала, целый год с момента их прощания, даже больше, и вот теперь... Всего-то через несколько дней ей приходилось опять с ним прощаться...
– Ты вернешься?
– Обязательно, Мари!
– Ален! Андрей!.. Это Афганистан!.. Там очень опасно!..
– Я буду беречь себя... Для тебя, капитан Савелофф!
– Обещаешь? Пообещай мне!
– Обещаю! Да и... я ведь теперь не командир взвода разведчиков-диверсантов, а простой штабной куратор...
– Ты не будешь сидеть в штабе! Я тебя знаю!
– Я вернусь к тебе, Мариша! Я вернусь, и мы поженимся! Хорошо? Подождешь меня еще немного?
– Хорошо. Я подожду еще.
– Я ненадолго, Мари. Эта командировка всего-то на два месяца!
– Да, я знаю... 30 декабря вы должны вернуться...
– Вот видишь!
– Но я очень боюсь за тебя!
– Не бойся. Там я уже бывал. Места знакомые. Так что...
– Все будет хорошо?
– Именно! Все будет хорошо!..
...Что-то давило и сжимало грудь Филина в том месте, где, наверное, находится душа... Что-то не давало ему покоя... Он понимал, что что-то сделал не так, когда думал об этой девушке, да только... Что?! Мари любила его, и в этом не было никаких сомнений – она уже давно не скрывала своих чувств ни перед кем. А генерал Жерарди, у которого капитан, теперь уже Мари Савелофф была личным секретарем, ее родной дядя, так уже давно намекал Андрею на то, что «лучшего мужа» для своей племянницы он и пожелать бы не мог... Да и Андрей... С большой теплотой и благодарностью относился к ней, за всю ту заботу, которой она его окружала в нелегкие для него времена все эти годы... Наверное, и он любил ее по-своему, эту белокурую красавицу с грустными глазами лани...
...У беды глаза зеленые
Не простят, не пощадят.
С головой стою склоненною,
Виноватый пряча взгляд.
В поле ласковое выйду я
И заплачу над собой.
Кто же боль такую выдумал?
И зачем мне эта боль?..
Но только...
После всего с ним случившегося Филин хотел доказать всем, самому себе в первую очередь, что он еще на что-то годен!.. Доказать и... уйти на покой... Достаточно он уже повоевал, пора было давать дорогу «молодым»...
«...Все! – говорил он себе. – Пора заканчивать!.. Последняя „прогулка“ – и все, на гражданку! Отвоевался ты, капитан!.. На „полосе“-то ты доказал, только... шесть минут „напряга“ – это на самом деле не так-то уж и тяжело! А вот делать такое в течение месяца или хотя бы двух недель, как это было раньше[7], ты уже не потянешь, Андрей свет-Ляксеич! Пупец развяжется! Пора уходить. Но уходить достойно, так, чтобы о тебе помнили как о бойце, а не как о немощной „развалине“! Я вернулся, чтобы уйти красиво. И пусть меня считают глупым гордецом! Плевать! А потом... Потом все будет просто! Женюсь на Маришке, нарожаем с ней кучу детей... Ресторанчик открою, по старой памяти прямо там, в Обани... И назову его „Гнездо Филина“... И будем мы жить долго и счастливо...»
