уверенность актрисы у Доны-Лин, чистота прозрачной воды у Вайолет, смачный запал у Дезире, у каждой свои средства. Трудно поверить, что в первый день волонтерства в Книжном клубе те же самые двенадцать женщин – удивительное дело – показались Харриет почти одинаковыми. Конечно, в этом и был смысл униформы – лишить заключенных индивидуальности, сделать неразличимыми. Так надзирателям удобнее гонять их, будто коров одной породы. Но любой, кто, как Харриет в детстве, был знаком с двумя коровами, понимал, что даже коровы с одинаковой меткой давали понять, кто тут есть кто.
Я жаждал испить любви!
Я изголодался по жизни!
Она уже слышала, как женщины внимают голосам, до смерти желающим быть услышанными.
Глава 4
Вайолет
Каждый день одно и то же, одно и то же. Скука, как вши, и у тебя чесотка по всему телу. Идет день за днем, но иногда хоть какое-то разнообразие: работа в Производственной или в Прачечной. Но даже с работой понедельник в точности похож на четверг. А февраль на июнь.
До поры до времени. А потом наступает случайный день, и твоя соседка по комнате между Дневным хавчиком и Общим собранием вдруг испаряется, и никто не объясняет почему. Может, ее уволокли за то, что плюнула в надзирателя, и пока она не вернется, ты одна – вот это сюрприз, целых тринадцать квадратов целиком твои. Надолго ли, ты не знаешь, только молишь Бога, если старая соседка не вернется, чтобы новая была из тех, кто на худой конец – на самый худой конец – хотя бы каждый день чистит зубы. Моет подмышки. И не выкрутит тебе большой палец за то, что ты из образованных и дружишь со словарем.
Бывает, соседка исчезает навсегда. Может, перевели в тюрьму другого штата, поближе к семье, которая не желает ее видеть. Перевели досиживать в окружной тюрьме или перед освобождением. Или просто отпустили раньше, место освободить, чтобы не было чрезмерной скученности.
Когда у тебя приближается конец срока, ты надеешься, что теперь это будешь ты. Ты станешь исчезнувшей соседкой, и надзиратель вызовет тебя из рабочего помещения, с прогулки, из столовой, из Книжного клуба, с урока математики, из библиотеки или из Производственной. И выкрикнут твое имя, и вот ты уже выходишь из ворот в том, что с тебя здесь содрали в первый день. Одежда эта будет словно и не твоя вовсе. Ты будешь на Воле, и на тебе будут чужие вещи.
Вот где я и нахожусь прямо сейчас – на Воле или почти, без пяти минут там, и я в ужасном замешательстве. Сначала подумала, что не расслышала его, этого Мерфи, надзирателя с нездоровыми прыщами на лице и в душе, но оказалось, что все верно. «Пауэлл, – гаркнул он, – на выход».
Мне не удается попрощаться с соседкой по комнате, Бритти, – да и вообще ни с кем. Дона-Лин и Дженни Большая как раз по чистой случайности в рабочем помещении вяжут крючком огромное одеяло для внука Дженни Большой. Они говорят мне «пока». И Рене, которая выходит из Производственной в тот момент, когда Мерфи отпирает первую дверь. Она роняет целую башню простыней и очень крепко меня обнимает (что против правил), а я даже не знаю, что чувствовать. Слишком все быстро, чтобы радоваться (может, Мерфи решил надо мной поиздеваться), и слишком поздно, чтобы вернуться, попрощаться и забрать книги, которые собрала в Книжном клубе и хранила под койкой, но я в любом случае ничего не соображаю, пока дверь не отпирают и я не выхожу, а за спиной Рене орет во все горло: «Вайолет отпустили!»
Проходит некоторое время, пока я дохожу до центрального входа. По узким и грязным тюремным проходам Мерфи приводит меня в комнату, похожую на ту, куда меня доставили, когда я только сюда попала. Какие-то бумаги, смена одежды – мой мозг дымится, – и вот я уже снова иду с Мерфи то по коридору, то по улице, наш путь змеится через участки улицы и здания, одна запертая дверь сменяет другую, одни ворота – другие, у Мерфи дребезжат ключи, поясной ремень для оружия и жестянка-душа. А потом вдруг, прямо в двух шагах от меня, – последние ворота и моя сестра Вики, она стоит на парковке, привалившись к машине.
Мерфи делает вид, будто не может найти ключ. Теперь уж точно издевается. Звякает и брякает, конкретно тянет время. Сволочь. Я просто жду. Ощущение такое, словно с души отслаивается краска. Здесь я завела друзей. Да, это правда. Но скучать по этому месту не буду. Хотелось бы узнать, чем закончится «Антология Спун-Ривер», ну да ладно.
Наконец великое отпирание дверей, тот же адский грохот, как тогда, в первый день, только на этот раз он для меня как «аллилуйя».
– Желаю удачи, – говорит Мерфи. – До скорого. – Это шутка такая, обхохочешься.
Он думает, я не расстанусь с этой ужасно смешной шуткой до конца своих дней, что случится намного позже, чем конец его дней, если учесть, что он хрипучий пузырь злобы и дни его сочтены.
Вики ждет, залитая лимонно-желтым апрельским солнцем, на ней нарядные слаксы, модный блейзер и изящные золотые сережки, у нее темно-рыжие волосы и стрижка из дорогого салона – крутяк, как говорили у нас дома. Ворота за моей спиной, громыхнув в последний раз, посылают меня ко всем чертям. Мерфи неуклюже топает по участку обратно, ключи бьются о его уродливую задницу (всю первую неделю я думала, что это собаки бренчат цепями в коридорах), и я в первый раз за неполных два года вдыхаю полной грудью.
Вскидываю вверх руки:
– Охренеть!
– Попридержи язык, – говорит Вики.
– Извини.
Раньше Вики была сумасбродной, она-то как раз вполне могла оказаться за решеткой, но сейчас от нее веет сдержанностью агента по продаже недвижимости. Я подбегаю, крепко обнимаю ее, надеясь на чувство вроде возвращения домой, но напрасно. Она стоит как вкопанная, с осуждающим выражением на лице. Все равно что обнимать телеграфный столб.
– Поздравляю, – говорит она, как будто я что-то выиграла. Свободу, наверное. Хорошее поведение, на шесть месяцев раньше. Да, это я выиграла.
Вероятнее всего, однако, мое поведение ничего не изменило, дело просто в шаткой системе. Сначала зима в разгаре, и ты в Книжном клубе слушаешь, как Дороти читает текст миссис Меррит из «Антологии Спун-Ривер», перевоплощаясь в эту страстную, умершую в тюрьме женщину, и все, как истинные собратья, ожесточенно шмыгают носами и не пытаются это скрыть, ведь испытывать жалость в безжалостном месте – это вам