Мальдивы.
— Я еще думаю, — ответил я.
С тех пор, как я увидел Иззи в аэропорту, я даже не вспоминал о свайном бунгало на Мальдивах, которое, между прочим, было оплачено.
Я взглянул на Торреса:
— Зачем ты смотришь на меня, будто я что-то скрываю? Ты же сам все знаешь.
Он хитро склонил набок голову.
— Даю тебе время до вечера, — велел Уэбб и направился в переговорную. — К маршруту добавили еще две остановки. Утром цирк выдвигается, — бросил он через плечо.
Я свернул в пустой коридор и попытался собраться с мыслями.
— Может, передашь ее Дженкинсу? — Рядом нарисовался Торрес и привалился к стене.
— Чутье подсказывает, что этого делать не надо, — тихо ответил я. — Хотя Дженкинс будет относиться к ней как к любому другому клиенту.
— Как к любому другому заданию, — кивнул Торрес. — Ты прав.
Дженкинс не станет лишний раз заглядываться на ее улыбку, ее глаза, изгибы ее тела. Он полностью сосредоточится на задании.
— Со мной ей будет лучше.
— Потому что ты в нее влюблен?
Я покачал головой:
— Потому что Дженкинс не готов ради нее умереть.
— А тебе не приходило в голову, что умирать ради кого-то, возможно, не стоит?
— Я думаю об этом каждый день. — Сердце сжалось от чувства вины.
— Я не об этом. И тебе тоже перестать бы из-за этого убиваться. Сколько можно уже.
— Перестану. Но только не сегодня.
Он вздохнул и потер переносицу.
— Слушай, разговоры ничего не изменят. Мы оба знаем, что ты все решил.
Я кивнул. Я защищал Иззи уже много лет и не собирался прекращать сейчас, хоть и знал, что будет больно.
Мимо по коридору прошел Грэм, но заметил нас и вернулся.
— Вот ты где. — Он помахал передо мной листом бумаги. — Новый маршрут.
Мы с Торресом оттолкнулись от стены, и я забрал у Грэма бумагу.
— Кундуз? — прочел Торрес, заглянув мне через плечо.
— Она добавила два северных вилаята, — сказал Грэм. — А я думал, сенатора Лорен интересует юг. И команда шахматисток.
— Точно, — ответил я и всмотрелся в поправки, внесенные, очевидно, Иззи.
Она что-то затевала.
Глава четвертая Иззи
Сент-Луис
Ноябрь 2011 года
Сердце ушло в пятки; самолет накренился, крыло за окном пылало, языки пламени вырывались из горящего двигателя и развевались, как хвостовые перья жуткой птицы феникса. Двигатель заглох, из него повалил дым, но на смену шуму мотора вскоре пришли другие звуки.
Визг — человеческий и металла. Скрежет механизмов. Высокочастотный звук перегруженного второго двигателя, который пытался работать за двоих.
Я не могла дышать и думать, могла лишь слушать крики пассажиров. Мы уже не летели, а падали, накренившись влево. В ребра вонзился подлокотник. Распахнулись багажные полки, посыпались сумки и чемоданы. Что-то больно ударило меня по плечу. Кто-то снова закричал.
Я вцепилась в руку Нейта.
— Один двигатель отказал, — Нейт крепче сжал мою ладонь, — но все должно быть…
Правый двигатель закашлялся и заглох.
Салон заполнили крики.
Разве это возможно? Разве может такое произойти? Мы лишились обоих двигателей. Умом я понимала: мы падаем. Падаем.
Должно быть, я произнесла или выкрикнула эти слова вслух, потому что Натаниэль повернулся ко мне, приложил ладонь к моей щеке и склонился ближе, будто хотел укрыть меня от происходящего вокруг.
— Посмотри на меня, — велел он.
Я оторвалась от созерцания конца света за иллюминатором и заглянула в его голубые глаза, пока все вокруг не исчезло и не остались только они.
— Все будет хорошо. — Он был так спокоен, так уверен.
Но говорил полную чушь.
— Как это все будет хорошо? — шепотом выдавила я.
Мы летели вниз; когда второй двигатель заглох, самолет перестал крениться на сторону, но по-прежнему падал вертикально.
— Сохраняйте спокойствие! — выкрикнул кто-то из бортпроводников.
Самолет вздрогнул: казалось, он развалится в любую секунду.
Я проглотила крик и сосредоточилась на Нейте.
— Говорит капитан, — раздался напряженный голос в громкоговорителе. — Приготовьтесь к удару.
Мы все умрем.
Пульс грохотал так громко, что я больше ничего не слышала: лишь какофонию криков других пассажиров и шум своей крови в ушах.
Глаза Нейта округлились, он отпустил мою щеку, но руку по-прежнему сжимал. Мы машинально следовали инструкциям бортпроводников.
— Приготовьтесь к удару! Приготовьтесь к удару! — по очереди выкрикивали они. — Опустите головы! Наклонитесь вперед!
Я сложилась пополам, уткнулась лицом в колени и накрыла голову правой рукой. Левой я по-прежнему держалась за Нейта. Мы падали.
— Все хорошо, — твердил он, приняв такую же позу. Бортпроводники повторяли инструкции. — Смотри на меня. Ты не одна.
— Не одна, — повторила я; мы так крепко сцепили руки, что ладони и пальцы сплавились друг с другом.
— Приготовьтесь! Приготовьтесь! Приготовьтесь! Опустите головы! Наклонитесь вперед!
Моменты жизни не пронеслись перед глазами. Душа не заплакала о том, что я ничего толкового не достигла, зря прожила свои восемнадцать лет на этой планете. Никаких откровений, о которых сообщали люди, пережившие околосмертный опыт, я не испытала. Потому что этот опыт не был околосмертным.
Это и была смерть. Настоящая смерть.
Серена…
— Приготовьтесь к удару!
Мы будто врезались в кирпичную стену, и меня швырнуло вперед, ремень безопасности вонзился в живот, а руки и ноги обмякли и упали вперед сами по себе.
Самолет завалился влево, и бок пронзила резкая боль. Затем мы на долю секунды повисли в невесомости и снова ударились о землю, как камень, брошенный в озеро и несколько раз отскочивший от воды.
Все кости в теле хрустнули.
Я стукнулась лбом об откидной столик.
Что-то тяжелое давило на спину. Под скрежет металла и крики нас тащило вперед по неровной поверхности. Земля под нами взревела, и мир погрузился во тьму.
Мы остановились.
Я подняла голову; перед глазами все плыло, кресло впереди было почти не разглядеть в мутной темноте.
Что это? Смерть? А где же поющие ангелы, где волны энергии… Неужели это все? Что бы это ни было. Меня словно укачивали перед сном; с каждым вдохом и выдохом тело чуть приподнималось и опускалось.
Замерцали зеленые огни, освещая салон, мгла за иллюминатором резко исчезла, будто отдернули занавес.
Я заморгала, пытаясь сфокусировать взгляд.
Женщина в кресле через проход открывала и закрывала рот, но из-за звона в ушах я не слышала, что она говорит. На руках у нее был младенец; он тоже беззвучно кричал.
Что-то теплое прижалось к щеке, и мою голову повернули.
Натаниэль.
Он был жив, и я тоже.
Нейт тоже открывал и закрывал рот, глядя на меня. По его лицу текла кровь из раны над левым глазом.
— Что ты говоришь? Я не слышу, — выпалила я. — Ты ранен! — Я коснулась его лица дрожащей рукой.
Его губы снова зашевелились, и к высокочастотному шуму в ушах присоединился другой звук. Неужели громкая связь?
— Надо уходить! — кричал Нейт. Это был не громкоговоритель, а его голос. — Иззи! Надо уходить!
И тут будто кто-то нажал на кнопку включения звука на пульте: на меня обрушилась волна испуганных криков и плача.
— Эвакуируйтесь! Эвакуируйтесь! — послышалась команда из громкоговорителя.
Нам чудом удалось выжить, но надолго ли?
— Ты как? — спросила я.
— Надо открыть дверь! — Нейт сжал мою руку и расплел наши пальцы, отстегнул мой ремень, а потом свой. — Вы свою откроете? — крикнул он кому-то через проход.
— Да! — ответили оттуда.
Нейт встал, загородил широкой спиной аварийный выход и стал поворачивать ручку.
Пол вдруг стал ледяным; ноги мгновенно замерзли.
— О боже, мы в воде, — пробормотала я себе под нос. Река.
Люди повалили по проходу лихорадочным потоком.
Нейт открыл дверь и выкинул ее наружу обеими руками.
— Эвакуируйтесь! Эвакуируйтесь!
Я пошарила под нашими креслами, схватила надувные спасательные жилеты, сунула их за пазуху
