class="p1">Аккуратно обошел маршала авиации. Пусть каждый делает то, что ему положено — Кожедуб, как генеральный инспектор МО СССР, ревизует, проверяет войска. А я потихонечку, в силу низкого своего звания буду ему помогать, хе-хе!
Так, мобильного-то телефона здесь, в ХХ веке, пока нет. Придется отправлять к Великанову обычного посланца. Мазнул по лицам присутствующих здесь людей, легко зафиксировал знакомые. А как же, соседей по комнате. А куда они денутся, раз входят в состав «А», значит, тоже в этом же взводе!
Остановился на ближайшем из них Минаеве. Надо поторопиться, чует мое сердце, Кожедуб не даст мне так прохлаждаться вдалеке. Сам виноват, назвался груздем, иди добровольно — обязательно в корзину.
Коротко объяснил в двух словах: подойди к командиру роты, передать, что на территории спортроты находится высокопоставленный гость, который, суля по всему, проводит тайную от командования роты проверку. Черт возьми, а он ведь тоже теперь входит в это командование!
Чуть совсем вслух не чертыхнулся, но сдержался, отправил Минаева. Тот, похоже, все уже прекрасно понял, заторопился к Великанову. Я же говорил, что прапорщики есть только бывалые, а зеленые лишь лейтенанты из военного училища.
А сам незаметно присоединился к группе офицеров и прапорщиков, находящихся вокруг маршала авиации. Спросит Кожедуб, где Ломаев? А вот он, скромно стоит рядышком, не лезет нахраписто к вышестоящим командирам. А если не спросит, то тогда…
— А где, кстати, прапорщик Ломаев? — раздался голос маршала авиации, — куда он потерялся?
— Я здесь, Иван Никитович! — я тут же вылез пред августейшие глаза. Мол, здесь, гражданин начальник, напрасно чернуху лепите.
— Где здесь? — уже сварливо поинтересовался Кожедуб, поискал глазами и вдруг обнаружил меня буквально в метре от себя. Успокоился: — вот ты где! — проглотил про себя продолжение, — «а я уж думал, ты побежал доносить к командиру роты».
— Никак нет, товарищ маршал авиации! — открестился я от невысказанного предположения нашего «милого» гостя, — я тут, наслаждаюсь вашей беседой военнослужащими спортроты.
— А, я-то думал, — Кожедуб остановился, резко переменил тему разговора: — стрелять из автомата еще не разучился, Ломаев?
— Обижаете, товарищ маршал авиации! — осклабился я, — этот навык только крепнет и развивается. Он мне строго нужен и как хорошему военнослужащему Советской Армии, и как профессиональному спортсмену — биатлонисту.
— Замечательно! — не выдержав, воскликнул Кожедуб, — вот слушаю я тебя, Олег, и кажется мне, что ты из ряда болтунов — краснобаев. Потом смотрю на сделанные дела, нет, все-таки, настоящий коммунист! Сколько золотых медалей заработал с предыдущей, прапорщик Ломаев?
— Всего три, товарищ маршал авиации! — несколько уныло — для зрителей — произнес я.
Кожедуб открыто засмеялся над моим унынием:
— Всего три, это разве повод для уныния? Ну-ка постреляй для меня в тире, порадуй старика меткой стрельбой. Я в свое время своими зоркими глазами нередко «просматривал» фрицам!
— Так точно, товарищ маршал авиации! — готовно ответил я. А что мне оставалось делать? Я и так полагал, что мнепридется показательно стрелять в присутствии маршала авиации и этого не страшился. Мы, удмурты, издревле были прекрасными охотниками и, если надо, воинами. А сейчас я стал наследником предками. И, смею надеяться, им за меня не придется смущаться.
В тире, точнее даже в небольшом полигоне, но под крышей и легкими стенами, уже находился командир спортроты капитан Великанов. Как я и думал, умничка все же у нас командир. Если быон пришел к маршалу авиации во время встречи офицеров и прапорщиков первого взвода, то и дураку бы стало ясно — командиру сообщили о появлении начальства. И ведь еще не скажешь, какова была реакция ревизора в зависимости от характера и настроения. Мог бы и пошутить, а мог и грозного фитиля дать.
А тут капитан занимается важным и очень нужным делом — проводит текущую проверку матчасти тира. Это, конечно, не тракторный парк, а военнослужащие — не сельские труженики, но нечто общее у них есть и техбазу надо контролировать.
И Кожедуб лишь уважительно пожал руку рачительному хозяину. Потом предложил посмотреть на стрельбу из автомата Калашникова новичка в спортроте прапорщика Ломаева. Великанов лишь согласно козырнул. Лично проверил автомат, шепнул между делом: «Спасибо». За что спасибо не сказал, но это и так было понятно.
А стрелять, поскольку команды не было, решил стандартно — комбинировано: стоя, на колене, лежа. То есть на самым массовым формам стрельб мотострелков. По три патрона на каждую. Больше не надо, бумажная мишень будет в клочки, какая уж там проверка.
Нащупал глазом через прицел черный центр мишени. Парни говорили, что все оружие в спортроте пристреляно и недостатке в пределах нормы. Тут главный термин «в пределах», что говорящий под этим понимает. Для иного ведь автомат стреляет, а пуля лежит в том направлении, куда ее прицеливали. А что на сто метров идет на два — три метра скос — для автомата это нормально, дай очередь, какая-нибудь пуля да попадет.
Выстрелил, скос невооруженным взглядом видно, что есть, но минимальный. На этом расстоянии действительно нормальный, на результате не скажется. Опустил автомат, затем снова выстрелил. Снова. Потом на колене, потом лежа.
Зря я беспокоился, Калаш обычный, наверняка ведь, средний советский солдат ничего и не почувствовал. Это я биатлонист и с ощущением Инмара все копаюсь.
— Товарищ маршал авиации, стрельба окончена. Разрешите получить замечания!
Кожедуб только хмыкнул — фыркнул, оценил:
— Хорошо стреляешь, парень, в разведку бы я тебя с собой взял. Уточните технические характеристики этого автомата.
— Мне уточнить⁈ — удивился я несказанно.
— Тебе! — спокойно ответил Кожедуб, — на должность помощника по строевой части, правда, в обычных частях не роты, а батальона назначают опытного военнослужащего — ветерана. И он в том числе пристреливает стрелковое оружие подразделение. Ну?
Вот ведь дедок, как прижал, я уже и должен. Выдохнул воздух:
— Автомат готов к боевым действиям. Недостаток один — ствол в процессе производства немного искривлен. Это не серьезно, но стрелок должен во время стрельбы учитывать.
— Дай! — Кожедуб сам произвел неполную разборку автомата, посмотрел на лампочку через ствол.
Небольшой производственный дефект был следствием массового производства и соответственной технической базы 1970 — 1980-х годов. Приходилось с этим считаться. Был достаточный допуск, когда автомат Калашникова считался рабочим.
Именно поэтому я был спокоен. Всемогущий советский ГОСТ этот изъян пропускал, и исходя из этого мы должны его честь и только. Никто не виноват. Это, кстати,
