— Проходите.
— Здравствуйте, — женщина протянула ей руку. — Марина. Вихлянцева. Вы, наверное, слышали о нас. Муж мой — инженер полигона. Вот, зашла познакомиться.
Наталья назвала себя. Вихлянцева бесцеремонно окинула комнату критическим взглядом.
— Такие же хоромы, как и у нас. Правда, мебель нам Джафар получше дал. А вам — солдатские кровати не пожалел… О вашем муже только и говорят вокруг. Летчики, правда, все тут парни бравые, а ваш — настоящий орел, сразу на место Джафара поставил.
— А кто это — Джафар?
— Вы еще не в курсе? Это так командира отряда здесь величают. Сташенкова. Крутой мужик. Правда, его понять можно — работы много, а условия, сами видите какие. И он второй срок здесь.
— А сколько здесь положено? — поинтересовалась Наталья.
— Кому как, — чему-то усмехнулась Марина. — Одни год не выдерживают, другие сами просят оставить. Вам-то еще рано загадывать, может, тоже понравится.
— Ну уж нет! — невольно вырвалось у Натальи. — Здесь от одной температуры мозги плавятся.
— Ничего, привыкнете. Я поначалу тоже белугой ревела, а теперь даже нравится.
— Нравится? — не поверила Наталья. — Да что же здесь может нравиться?
— О-о если бы вы видели, как красиво здесь весной! И цветы — глаз не отвести, и небо словно голубой атлас, и даже песок становится другим — голубоватым, пахнущим фиалкой. Когда мне Валентин рассказывал, я не верила, а потом убедилась. Но главное не это. Уж коль мы решили посвятить себя нашим дорогим воинам, надо до конца быть с ними там, куда бы их ни послали. Им труднее, и они не ропщут, делают свое нужное дело. А если бы не они, чего бы мы стоили? И не едут те, кто не любит своих мужей. Я не представляю, как Валя жил бы здесь один, кто бы о нем заботился? Вам легче, вы каждый день вместе. А мой по неделям на полигоне пропадает. Прилетает оттуда — лимон выжатый. И я отмываю его от пота, отпаиваю чаями, напитками разными, кормлю, как ребеночка. Кто же так еще за ним будет ухаживать?..
Вихлянцева говорила без умолку, и из ее рассказа выходило, что муж у нее самый нужный и важный здесь офицер, что без него ни один самолет не полетит, ни один новый снаряд не примут на вооружение, и в этой гордости звучала любовь, преданность.
— А сколько вы замужем? — поинтересовалась Наталья.
— Шестой год. А здесь, на полигоне, второй. У вас, слышала, дочка есть?
— Да, пятый годик. Она у родителей мужа, сюда побоялись брать. — Наталья снова почувствовала, как загорелось лицо: врать не хотелось, а объяснить все она не могла.
— А у нас, к сожалению, пока нет. Валя ждет не дождется. А я как подумаю, что придется оставлять его здесь одного, и желание отпадает.
— Чем же вы здесь занимаетесь целыми днями?
— О-о, дел хватает. Вот освоитесь немного, я и вас приобщу. Не видели, какое здесь подсобное хозяйство? И огород есть — выращиваем овощи, — и птичник. Иногда помогаю солдатам порядок в казарме навести, гоняю их почище старшины. И они слушаются — будь здоров. Ленкомнату оформила. Правда, кое-что не доделала, теперь надеюсь, вы мне поможете. Идемте погуляем, я покажу вам все здешние достопримечательности.
— Может, чаю попьем?
— Чай потом. Вечером муж должен прилететь, вот соберемся вместе, познакомимся поближе.
2
Майор Сташенков гонял его на экзаменах, как строгий преподаватель нерадивого студента, и такие задавал заковыристые вопросы, на которые требовалось время на обдумывание, а при малейшей заминке он издевательски тянул: «Та-ак, понятно. Поехали дальше».
Николай терпел: один раз сорвался, теперь расплачивайся. А к командиру не придерешься, он требует знаки смекалки — без этого летчику в небе делать нечего.
Дважды пришлось сдавать Наставление по производству полетов, столько же по «Особым случаям», Инструкцию по эксплуатации самолета.
Полетели по кругу, потом в зону. Как Сташенков хмыкал, какие вводные ни давал, придраться к летчику оснований не было: Николай держал нервы на замке и пилотировал с олимпийским спокойствием, выполняя задания с ювелирной точностью.
Но безупречные полеты летчика не сменили гнев командира отряда на милость.
— Завтра полетим на полигон — основная наша работа там, — сказал он Николаю. — В паре, строем. Стрельба из пушек по мишеням.
Стрельба из пушек… Отыскал все-таки по летным книжкам слабое место в боевой подготовке Николая — в полку стрельбы проводились раз в два года, да и те без достаточной требовательности, — бытовало мнение, что пилоту в современном бою вряд ли придется использовать бортовое оружие бомбардировщика, для этой цели есть штурманы и воздушные стрелки. Но майор Сташенков рассуждал иначе…
Вылетели ранним утром. Пыль за ночь осела, горизонт просматривался четко, болтанки еще не было, и юркий дозвуковой штурмовик легко несся над песчаными дюнами, послушно реагируя на малейшее отклонение рулей управления. Николай плотно держал строй, зная, что Сташенков непрестанно следит за ним.
Раньше, кроме вчерашних и позавчерашних полетов, Николаю не приходилось летать на этом типе самолетов. Но он понравился ему сразу — устойчивый, маневренный, с широким диапазоном скоростей. А еще совсем недавно, когда Николай учился в училище, даже сам термин «штурмовая авиация» был исключен из лексикона летчиков: некоторые военные теоретики считали, что в современной ракетно-ядерной войне штурмовику над полем боя нечего делать, его заменят более скоростные, более стремительные истребители-бомбардировщики. Правда, преподаватель воздушной тактики майор Клеверов не раз ругал горе-стратегов и утверждал, что штурмовик как в годы Великой Отечественной, так и в предстоящей войне будет незаменим для обеспечения успеха на поле боя. И оказался прав. Войны в Египте, в Ливане и особенно в Афганистане неопровержимо доказала ошибочность теории противников штурмовой авиации. Теперь приходится наверстывать упущенное, заново строить самолеты-штурмовики, оснащать их вооружением, создавать тактику штурмовых ударов…
Сташенков вел самолет над самыми дюнами, и струи раскаленного воздуха, вырываясь из выхлопных сопел, срывали с вершин песчинки, закручивали их, образуя за штурмовиком пыльную дорожку.
«Лет десять назад за такой бреющий полет по головке не погладили бы, — подумал Николай, — чуть зевнул — и полон рот песка…» Теперь же, чтобы избежать радаров и самонаводящихся ракет, чем ближе к земле, тем больше шансов остаться живым. И реакция от пилотов требуется мгновенная, в чем, как ни груб и ни бестактен Сташенков, командира не упрекнешь: штурмовик мчится как по ниточке, стрелки пилотажных приборов застыли на одном месте. И ориентируется, как в классе тактики на красочном макете, хотя здесь глазу не за что зацепиться, развороты выполняет точно по времени, энергично, лихо. Николай едва успевал следить за всем — в донесении придется указывать и время пролета поворотных пунктов, и скорость полета, и данные ветра…
