собственной печки и зимой, порой было очень холодно. В один из дней отец не вернулся вечером домой, а на следующее утро ломовой извозчик привез его тело. Из разговоров мамы с милицией он понял, что отца зарезали бандиты в каком-то переулке и ограбив раздели до исподнего, причем изувечив настолько, что его едва можно было узнать. Потом, они с мамой долго ехали куда-то на поезде, в грязном вагоне и с шумными и пьяными соседями, которые почему-то называли маму буржуйской подстилкой, а самого Леху — ублюдком. Городок, в котором они сошли с поезда был больше похож на большую деревню. С древними перекосившимися избами, непролазными разбитыми дорогами и утопающими в грязи деревянными тротуарами. Стоило матери постучаться в двери какой-то избы, как вышедший на ее стук мужик, обругал ее грязными словами и пригрозил спустить собак, если она появится здесь еще раз. Все это было очень странно, потому, что всю дорогу сюда, мама успокаивала Алёшеньку уговаривая его немного потерпеть. Рассказывала, что они скоро приедут к ее родной сестре, которой она сама помогала всю жизнь, и теперь та просто не сможет отказать ей в столь малом. Потом они ночевали на вокзале, снова долго ехали в каком-то поезде, а потом Леха заболел, и пришел в себя уже в какой-то толи больнице, толи приюте. Мамы рядом почему-то не оказалось. Дни мелькали за днями и единственными светлыми воспоминаниями были те, когда ему удавалось набить желудок. Все эти дни он помнил очень отчетливо и когда приходилось засыпать натощак, вспоминал их, и засыпал, представляя себя сытым и счастливым. С Кривым, было тяжело. Он мог без какой-либо причины огреть Леху, тем что попадется под руку, оставить голодным, просто как он выражался «из любви к искусству», а мог поставить его на колченогую, качающуюся табуретку по стойке смирно и заставить без устали желать себе приятного аппетита, в то время, как сам насыщался всем тем, что Леха смог добыть за весь день. Стоять вытянувшись всем телом было ужасно неудобно, а стоило лишь попытаться слегка расслабиться, как табуретка грозила свалиться набок. А если подобное замечал Кривой, который несмотря на свое прозвище все прекрасно видел, то тут же следовало неотвратимое наказание. Все было именно так, но без Кривого было еще хуже. Пока он не прибился к его ватаге, его мог обидеть кто угодно, потому как защиты ждать было не о куда. Он был ничей. А, следовательно, за него никто бы не сказал слова.
Длинный появился неизвестно откуда. Вначале он вел себя очень странно. Появившись совершенно оборванным, грязным, до изумления заросшим и с таким количеством вшей и блох, что находиться рядом с ним не было никакой возможности. Казалось, что скачущие по нему блохи, только того и ждут, чтобы по приказу своего носителя-хозяина набросится на любого обидчика и сожрать его. Он почти не разговаривал, и не мог толком объяснить, откуда взялся и где жил до этого момента. При этом постоянно путался в текущих датах и реалиях. А когда оставался один замирал, в одном положении, и мог долго сидеть, на одном месте вглядываясь в одному ему известные дали. Его даже считали тронутым умом, потому особо и не задевали и даже подкармливали. А спустя несколько дней, он вдруг исчез, никому об этом не сказав. Вот вроде бы только что был рядом, и вдруг его не оказалось. Некоторое время о нем еще вспоминали, но уже на следующий день нашлись более интересные темы и о нем забыли. Но прошла всего лишь неделя, и тут вдруг он вернулся назад. И это было что-то поразительное. Помня его первое появление, это было небо и земля. Не сказать, чтобы он был одет словно щеголь, но на нем была вполне добротная одежда, хоть и видно, что снятая с чужого плеча, но тем не менее чистая и уж точно не найденная на помойке. Вместо лаптей, обмотанных какими-то тряпками, вполне приличные, если не сказать большего сапоги, с зеркальным блеском и лихо заломленными голенищами. Фуражка-хулиганка, со слегка переломленным козырьком, мечта всех беспризорников городка, венчала его начисто обритую голову и придавала ему особый лоск. Сейчас он больше походил на одного из «Иванов», нежели на бесправного беспризорника. Более того он притащил с собой довольно вместительный заплечный мешок с хлебом, парой кругов колбасы и фруктами. А на все вопросы где взял такое богатство отвечал: «Добрые люди поделились». Все находящиеся в логове пацаны радостно набивали свои изголодавшиеся желудки, когда в дверном проеме показался Кривой со своими прихлебателями.
Кривой был в бешенстве. Еще бы, его атамана ватаги не поставили в известность и даже не стали дожидаться, принявшись жрать подачку пришлого, который сам никто, и звать его никак. Это ли не умаление достоинства? Или пришлый хочет занять его место? Если бы не хотел, то должен был прийти именно к нему, а уже после с его, Кривого, одобрения угощать остальных. Он что правил не знает?
Накручивая себя подобными вопросами, Кривой в бешенстве вскочил на стол, за которым устроилась малышня и начал ногами расшвыривать еду, топча и скидывая ее со стола. Малыши, да и многие другие, уже не раз попадавшие под горячую руку атамана вскочили со своих мест и отбежав от стола постарались прикинуться ветошью, только бы не попасть под его горячую руку. Единственный, кто, пожалуй, не испугался взбесившегося главаря, оказался Длинный. Он несколько секунд смотрел на беснующегося Кривого, расхаживающего по столу, выкрикивающего оскорбления и грозящего всеми карами нарушившему его порядок, а после спокойно произнес.
— Слезь со стола придурок. Хватит жратву портить. Хочешь разобраться, я здесь.
И этот негромкий спокойный голос оказался почему-то действеннее, чем все, что еще мгновенье назад обещал главарь. Мгновенно остановившись, Кривой исподлобья оглядел притихшую толпу, жавшуюся к стенам, перевел взгляд на пришлого и с ревом разъяренного быка кинулся на Длинного. Леха не видел, что именно в произошло, так как в этот момент от страха зажмурился постарался еще больше вжаться в стену, прекрасно понимая, что чем-бы не закончилась стычка, больше всех достанется именно ему. Так уж повелось с самого первого дня. В этот момент рев вдруг внезапно стих, и Леха приоткрыв глаза вдруг увидел спокойно стоящего пришлого паренька и Кривого пластом лежащего на полу заброшенного дома, где обитала его банда. При этом все находящиеся в комнате пацаны замерли не верящими глазами смотря на происходящее. Паренёк слегка наклонился над лежащим атаманом и спокойно произнес:
— Мне твое
