И. Берлина «Две концепции свободы»; затем идеи Берлина получили развитие во многих других исследованиях [Берлин 1992; Gray 1980]. По Берлину, негативная свобода, или «свобода от», относится к ситуации, когда индивид может действовать без препятствования со стороны других лиц и задается вопросом: «Насколько мешает мне правительство?» [Берлин 1992:248][33]. Негативную свободу называют «концепцией возможности», имея в виду, что она предоставляет индивиду набор доступных опций, которыми он может воспользоваться (или нет) [Тейлор 2013]. Т. Гоббс (1588–1679) не был либералом в том смысле, как этот термин используется в этой книге, однако именно он стал основоположником целого ряда индивидуалистских учений, определив свободу как «отсутствие внешних препятствий», тем самым исключив из нее элемент морали [Гоббс 2017:137]. В своей политической форме негативная свобода обычно ассоциируется с терпимостью, плюрализмом, уважением к закону и правам человека, в том числе свободам совести, слова и собраний, а также с протестом против вмешательства государства в дела граждан.
Концепция позитивной свободы предполагает, что одно лишь «отсутствие внешних препятствий» само по себе не является достаточным условием свободы[34]. Скорее, индивиды являются свободными, когда получают выгоду от возможности действовать, сами управляют своими жизнями и способны достичь того, к чему стремятся. Человек, обладающий позитивной свободой, задается вопросом: «Кто управляет мною?». Его свобода отождествляется с самоопределением и правом самому распоряжаться своей жизнью; Ч. Тейлор называет это «концепцией осуществления» [Тейлор 2013; Берлин 1992: 248]. Такая свобода может быть ограниченной не только внешним вмешательством или отсутствием ресурсов и возможностей, необходимых для действий, но и внутренними конфликтами и желаниями индивида (например, расстройствами личности, предрассудками и т. д.). В отличие от негативной свободы, которая, как правило, служит интересам отдельных личностей, позитивная свобода обычно воспринимается как коллективное достояние, а индивиды являются в первую очередь членами общества, пользующимися ее благами. Примером такого рода является индивидуальная свобода (по Руссо), которой достигают члены демократического общества. Более индивидуалистская концепция позитивной свободы предполагает, что государство обязано создавать для своих граждан условия для самоопределения.
Идея о том, что существует по меньшей мере два вида свободы, один из которых характеризуется отсутствием вмешательства в действия индивида, а другой основан на кантовском учении о самореализации, оказала большое влияние на развитие либерализма[35]. Течения, ставившие во главу угла индивидуальные, а не универсальные характеристики личности, ее права и эмпирическое существование, естественным образом поддерживали идею негативной свободы и ценности многообразия. Мыслители, выступавшие за уравнительную справедливость, личную автономию или самоуправление и действия индивида, направленные на благо общества, напротив, относились к числу сторонников позитивной свободы.
Когда в XIX веке либерализм развился в сложное философское учение, стало понятно, что все перечисленные выше теории личности и свободы могут воплощаться на практике множеством самых различных способов. В отличие от раннего английского либерализма, который в первую очередь был направлен на защиту личной свободы от вмешательства государства и удушающего господства большинства, российские либералы, как писал один из главных экспертов в этой области, «в массе своей ставили во главу угла верховенство права, положительную роль государства как гаранта гражданских свобод и постепенное установление социальной справедливости путем реформ»[36]. Однако попытки реализации идей либерализма на практике неоднократно доказывали, что различные виды свободы не вполне сочетаются друг с другом, потому каждая из этих концепций привела к созданию собственного значимого интеллектуального наследия. Страны с демократическими режимами пришли к пониманию того, что между правами и свободами, ценимыми либералами, может существовать конфликт в сфере их практического применения и что этот факт находит все более широкое отражение как в национальном законотворчестве этих государств, так и в международных декларациях о правах человека[37].
В этой книге будет показано, что опыт взаимодействия российских либералов с окружавшим их реальным миром очень ценен именно с указанной точки зрения.
2. Западные образцы
Различные исторические процессы и события, в том числе Великая французская революция и распространение демократии в XIX веке, не только убедили российских мыслителей в возможности воплощения идей либерализма в жизнь, но и продемонстрировали некоторые трудности, правовые и практические, возникающие при осуществлении всех этих замыслов. Особо важную роль сыграла здесь Великая французская революция, потому что ее лидеры пытались представить ее как поворотный момент в истории, когда либерализм перестал быть абстрактной теоретической концепцией и стал реальным историческим явлением[38]. Вера французских революционеров в освободительную силу основных прав человека и в универсализм идей Просвещения нашла воплощение в важнейшем документе этой эпохи – Декларации прав человека и гражданина (Déclaration des droits de l’homme et du citoyen, 1789). Однако их попытки обосновать законность некоторых институтов власти с опорой на абстрактные этические принципы и неспособность сдержать ряд обещаний, касавшихся прав человека, также пролили свет на целый комплекс неразрешимых проблем, возникающих при воплощении либеральных идей в жизнь.
Главными философскими принципами Великой французской революции были «свобода, равенство, братство», и поначалу никто не обращал внимания на иерархию этих понятий и их сочетаемость друг с другом[39]. Так, в Декларации прав человека сказано, что «цель всякого политического союза – обеспечение естественных и неотъемлемых прав человека» (статья 2), при этом утверждается (в соответствии с представлением Руссо об общей воле), что «источником суверенной власти является нация» и что «никакие учреждения, ни один индивид не могут обладать властью, которая не исходит явно от нации» (статья 3)[40]. Веря в то, что свобода является результатом установленного законом равноправия, лидеры Великой французской революции на первом этапе старались уничтожить несправедливые политические институты, видя в этом средство для достижения свободы[41]. Однако после 1791 года, когда различия между формальной и реальной свободой обрели более очевидный характер, из трех революционных лозунгов все большее значение стало придаваться одному – равенству. В это время лидеры Великой французской революции трактовали идею Руссо о неразделимости общей воли буквально и были убеждены в том, что их попытки отстаивать этот принцип при создании рационального государства были оправданными, так как всеобщее равноправие означало всеобщую свободу. Морально-нравственный аспект такой деятельности сразу стал вызывать вопросы у свидетелей и участников этого исторического процесса, так как проводимая правящей верхушкой «рациональная» политика во имя свободы обернулась насилием и террором.
Годы, последовавшие за Великой французской революцией, пришлись на тот период российской истории, когда Екатерина II прекратила вести дружбу с философами и начала преследовать таких деятелей российского Просвещения, как А. Н. Радищев и Н. И. Новиков (1744–1818). Однако Великая французская революция по-прежнему занимала важное место в умах российских интеллектуалов, которые рассуждали о возможности воплощения
