за греховную жизнь тела или воплощается в животное в качестве наказания, а небытие надо ещё заслужить. У катаров человеческие души суть падшие ангелы, которые терпят страдания в нашем несовершенном мире, но спасаются в мире высшем, по величайшей милости Господа. Но у вас всё наоборот, – как это пришло вам в голову?
– Жизненный опыт, личные наблюдения, размышления над чужими мыслями, – кратко ответил Робер. – Размышлять ведь так приятно: я и здесь не согласен с Екклесиастом. Но вот в чём он определённо прав – знания часто сбивают нас с жизненного пути. Если бы я не пристрастился к чтению, то сделался бы, скорее всего, обычным рыцарем, как мой отец, как мой дед, как многие и многие другие. Но из-за своей наклонности читать книги и раздумывать над ними, я с юности стал белой вороной. Да разве я один свихнулся на этой почве? Вот вам пример посвежее: этим летом я получил копию рукописи некоего человека. Этот человек рассказывает о своей жизни: он тоже из рыцарского сословия, но променял меч на сумку с книгами, то есть бежал из замка своего отца, чтобы учиться в Париже всевозможным наукам – и достиг в них, как он утверждает, большего совершенства. У него появились ученики, на диспутах он был первым, его книги расходились по разным странам. Но судьба – это известная насмешница, она любит издеваться над нами: и вот, в зените славы этот учёный муж внезапно влюбился, да так сильно, что забросил занятия науками и всё своё время проводил с юной возлюбленной. Она была прелестна: свежа, как апрельское утро, стройна, как тополь, бела, как водяная лилия, да ещё рыженькая, как лисица.
О, святой отец, если бы вы знали, какой соблазн таится в хорошенькой рыжеволосой девице! Представьте себе томление плоти, от которого перехватывает дыхание, добавьте к этому неодолимое влечение, которое невозможно подавить, умножьте это на огонь, нестерпимо жгущий ваше сердце, не забудьте про сладостное помешательство, опьяняющее мозг, – и тогда вы поймете, что чувствует каждый мужчина, не потерявший интерес к женщинам, при виде рыжеволосой красавицы.
Не будем же удивляться тому, что автор дошедшего до меня повествования обратил всю свою изобретательность и весь свой пыл на любовные занятия, как раньше обращал на научные. Дядя его возлюбленной сам способствовал этому, так как попросил сего учёного быть наставником племянницы, не давать ей лениться и заниматься с ней в любое время дня и ночи. «Отдал прелестную козочку на растерзание голодному волку», – как пишет автор нашего откровенного рассказа.
Запершись в комнате, любовники, действительно, не ленились, от заката до рассвета проводя время в объятиях друг друга, пробуя все способы, которые предоставила природа для близости мужчины и женщины, и даже пытаясь изобрести новые…
Но я вас совсем смутил, святой отец, вы ужасно покраснели. Как бы не подвергнуть ваш обет целомудрия и безбрачия слишком большому испытанию…
– Ничего, мессир, я привык, – сказал монах, вытирая пот со лба. – На исповеди иной раз такого наслушаешься, что даже самому бессовестному сочинителю в голову не придёт.
– Да, если бы сокровенные людские тайны вышли наружу, мир был бы поражён, – улыбнулся Робер. – Ну, если вы закалённый человек, я продолжу… Любовные утехи моего героя и его юной возлюбленной превзошли всё, что было до этого на свете: даже любвеобильная Клеопатра, даже ненасытная Мессалина, даже обольстительная Соломея – да что там! – даже царица Савская, которая по праву считалась первейшей женщиной в мире по части наслаждений, – могли бы позавидовать нашим любовникам. Ах, святой отец, какое счастье держать в своих объятиях молодую деву, которая пылает от неистовой любви к вам, а вы, в свою очередь, готовы взорваться от переполняющего вас желания! Какое неизъяснимое блаженство лобзать её румяные ланиты, впиваться поцелуем во влажные уста, ощущать тепло её упругих персей…
– Извините, мессир, но поскольку это не имеет прямого отношения к вашей жизни, может быть, мы опустим эти подробности? – взмолился монах.
– Извольте, святой отец, – с сожалением вздохнул Робер. – Как приятно вспомнить молодость!.. Замечу, однако, что если мы собираемся писать откровенную повесть о моей жизни, нам придётся, волей-неволей, возвращаться к рассказу о любви, потому что она занимала значительное место в моём бренном существовании. Как апостол Павел, я могу сказать о себе: «Без любви я – ничто»…
Но разрешите мне всё же закончить рассказ об учёном муже… Вскоре его юная возлюбленная забеременела, и пришло время, когда уже нельзя было скрывать последствия тайной страсти. Дядя девицы пришёл в бешенство: горя жаждой мщения, он нанял трёх негодяев, которые пробрались ночью в спальню моего героя и оскопили его. Он был изуродован, опозорен, потерял надежду не только на любовь, но и на достойную жизнь. В отчаянии он ушёл в монастырь; девушка последовала его примеру…
– А меня полюбит прекрасный принц! – вдруг раздался голос с лестницы. – Он поцелует мне руку, увезёт меня в свой замок, и мы будем жить долго и счастливо.
Робер живо повернулся в кресле.
– Изабель, милая, ты ещё не спишь? – сказал он. – Нечего подслушивать у дверей, отправляйся к себе и ложись.
– Мой принц приедет за мной, – упрямо повторила Изабель.
– Конечно, приедет, – кивнул Робер. – Верь в это, девочка, и твои мечты обязательно сбудутся. Когда всем сердцем желаешь чего-нибудь, всегда это получаешь. Правда, святой отец?
– Бог не оставит тебя, Изабель, – ласково произнёс монах.
– Видишь? Святой отец не станет обманывать, он близок к Господу! – сказал Робер. – А теперь ступай, у нас взрослые разговоры, тебе не престало их слушать.
Часть 3
Первая любовь. Обожествление женщины. Женское любопытство как помеха для возвышенных чувств
– Мы плавно подошли с вами к теме любви, – сказал Робер, дождавшись, когда Изабель удалится. – Да, любовь занимала значительное место в моей жизни. Сейчас я вам расскажу о том, как полюбил в первый раз.
В нашем округе обо мне говорили как о странном, – имелось в виду – нездоровом, – и нелюдимом юноше. Это было и правдой, и неправдой. Странный? Да, наверное. Но кто из нас не странный? «Какой бы мы не взяли образец, никто к нему не подойдет один в один, и каждый будет чем-то отличаться», – так написал древний поэт, и он не ошибался. Каждый из нас странен по-своему, то есть по-своему нездоров, что является верным свидетельством того, что мы живы. А самые нормальные люди – это покойники: никто из них в своём поведении не выделяется среди остальных, ибо смерть уничтожает все странности и все различия.
Я был жив, а значит, я
