– Кахир везде выживет. А такой искусный меч нужен любому лэрду. Надо уговорить Кахира бежать».
Но случилось другое. В северных горах внезапно появился Ханс. Видимо, с важными вестями. И Ратта догадалась: скоро начнется война. Это шанс для Кахира. Ему не придется бежать из Храма. Он спустится на равнину вместе с другими мужчинами и вольется в ряды горцев, которые отправятся на войну с аль Хали. И когда Кахир станет героем, а иначе и быть не может, мать Веста больше не посмеет поднять на него руку. Война для Кахира означала свободу.
Во время учебного боя с Хансом бастард аль Хали не удержался на ногах. Они сражались на самом краю горной кручи, и Кахир упав на камни, стремительно покатился вниз. Он успел повиснуть на руках, они у юного воспитанника Ханса были неимоверно сильные. Поэтому Ханс, нагнувшись над пропастью, не спешил вытаскивать парня.
- Как ты там? – насмешливо спросил он, глядя на черную макушку, торчащую над каменной грядой.
- Нормально, - Кахир сплюнул вниз, и его плевок смачно разбился об острые камни.
- Не боишься. Это хорошо, - удовлетворенно кивнул Ханс. – Ладно, вылезай оттуда, - он протянул Кахиру руку.
Миг – и парень оказался наверху.
- Я тебя зацепил, - озабоченно сказал Ханс, заметив кровь на плече у Кахира. – Дай-ка рану промою. Снимай рубашку.
Кахир отшатнулся.
- Что такое? – нахмурился Ханс. – Я не девица, чтобы меня стесняться. Да и девицы, небось, уже все рассмотрели, - рассмеялся он, оглядывая ладную фигуру своего воспитанника.
Но Кахир отчего-то помрачнел.
- А ну, раздевайся! – прикрикнул на него Ханс. – Ты собрался в поход. А там, бывает, мужики купаются голыми, когда дорвутся до воды. Причем, скопом, а не поодиночке. Ишь, какой стеснительный нашелся!
Парень, молча, стянул рубашку, и Ханс ахнул, увидев багровые рубцы:
- Кто ж тебя так?
- Мать-настоятельница, - хмуро сказал Кахир. – Я виноват.
- Тем, что родился на свет, - понимающе сказал Ханс. – Так вот, значит, как она мстит.
- Я не понял, брат? – удивленно посмотрел на него Кахир.
- Потом поймешь. Идем-ка к Ратте. Она с этим лучше справится, - Ханс кивнул на рану на плече у Кахира. И задумчиво сказал: - А вот что делать с этим…
Рубцы на спине у парня оказались очень уж красноречивы. Поэтому после перевязки Ханс спросил у Ратты, отозвав ее в сторонку:
- И часто она его бьет?
- Почти каждый день, - Ратта в отчаянии закусила губу. – Умоляю, брат, останови ее! Стоит Кахиру обратить внимание на какую-нибудь девушку, как мать Веста требует его к себе. Она словно чует. Сначала отчитывает его, напоминает о смертных грехах, о том, что он находится в Храме, а потом наказывает. Она сама его бьет.
- Понятно, - усмехнулся Ханс. – У других-то женщин рука не поднимется полосовать такое тело, даже у сестер-адепток. Ведь многие прошли через школу имперских борделей и научились ценить натуру. Кахира природа щедро наделила. Хотя, чему тут удивляться? Он же аль…
- Тс-с-с! – Ратта испуганно приложила палец к губам. – Об этом никто не знает кроме нас с тобой! Только мы побывали в красных каменоломнях вместе с матерью Вестой! Мне отрежут язык, если я проговорюсь, - Ратта испуганно оглянулась.
- Я с ней поговорю. В конце концов, в этом есть моя вина.
- О чем ты, брат?
- Веста больше не будет его бить, - пообещал Ханс.
Ратта давно заметила, что он изменился. Стал не таким набожным с тех пор как близко сошелся с высокородными. Он сказал Веста! Не мать-настоятельница! И на Храм теперь смотрит скептически. В голубых глазах Ханса, ярких, как у всех горцев, насмешка. И входит он в Храм без почтения. Гордо расправив плечи.
Мать-настоятельница тоже заметила это. И хоть весть, которую принес на север Ханс, была благая, смотрела на него полновластная хозяйка одного их главных Храмов Триады с неприязнью. Мог бы и на колени встать.
- Зачем ты пришел, брат? – сухо спросила мать Веста.
- Как всегда: за пророчеством, - весело сказал Ханс.
Ну, ни малейшего почтения!
- И оно будет! – торжественно пообещала настоятельница.
- Тебе виднее, говорящая с тенями предков. Я только что видел Кахира.
- И какое отношение это имеет к пророчеству? – голос Весты зазвенел, как перекатывающиеся в сосуде льдинки, бьющиеся друг о друга.
- А ты вспомни.
Ханс без церемоний уселся на каменные ступени. Грубое деревянное кресло хозяйки Храма стояло на возвышении. Как символ ее главенства. Но Ханс давно перестал церемониться.
- Устал я что-то, - притворно вздохнул он. – Умаялся. Пора начинать подготовку к походу. Как только грата Виктория родит, мы и выступим.
- Я не желаю слышать о высших и о том, что они плодятся! – Веста с размаху ударила кулаком по деревянному подлокотнику.
«Чертова ледяная баба», - с неприязнью подумал Ханс, - и откуда в ней столько силы? Неужто и в самом деле, древнейшая кровь?»
- А придется. Твое последнее
