Потап. Огонь прекрасно справится с воздухом, это по логике, даже вроде по физике, да и по магии. А божественная присадка — что она сделает без воздуха?
«Р-р-р-р-ы-ы», — задумчиво прорычал мохнатый. — «Ну попробуй. Но если что…»
— Само собой! — даже несколько возмутился я. — Что я, герой, что ли⁈
«Нет, просто шебуршень», — мерзко захихикала мохнатая задница.
— Кроме того, Потап, ты же это корыто разнесёшь, даже если не будешь всё нахрен уничтожать. Ты здоровый…
«Большой, красивый и толстый», — довольно дополнила медвежатина. — «Но будешь подыхать — вытащу. И буду смеяться и пинать!»
— Как будто ты без этого не пинаешься. А я насчёт того, куда девается сила, пока ты дрых — понял, — на последнее последовало не вербализованное сопение, одновременно заинтересованное и обиженное. — Закончим с этой парочкой, захватим корабль, поднимем флаг с медвежьей головой и лапой, показывающей кукиш, — на последнем Потап довольно захрюкал, одобряя нововведение. — В общем, надо в навь… не совсем в навь… И не знаю, сможешь ли ты туда попасть. Короче: разберёмся тут — и уже в безопасности будем разбираться с «там», — закончил я, потому что мысли выходили редкостно скомканными а толковых образов, кроме «охренеть!» — не формировалось.
«Уговорил», — важно сообщил мохнатый.
Так что подготовился я, накачал в душевного жаба (с ним отдельная песня, но это с Потапом позже разбираться будем, как и с моим богатым и бездонным внутренним миром) кучу энергии и покрылся магической сверхтемпературной плазмой. И…
— Кто сопрёт мои сапоги — умрёт от пинка, — прорычал я, стаскивая обувку и пристраивая её в уголочке.
Подумал, да и вывел выжженную надпись соответствующего содержания над пристроенным у стенки имуществом. А то до кожевенной мастерской не меньше двух недель, а то и все три. И босяком моё почтенство быть категорически не желает! И не желаю разувать всяких водоплавающих, с их потрёпанными, ношеными и вонючими шлёпанцами.
И потопал по лестнице, светясь, как звезда какая, бело-голубым пламенем в виде этакого скафандра. Высунул морду в приоткрытый люк — и, естественно, получил в неё заготовленным подарком. Всякие режущие потоки воздуха и прочая хренотень, которые… сгорели или что-то такое на моём плазменном доспехе. А божественной присадки, без воздуха, хватило только на то, чтобы взъерошить мне шерсть.
— Здра-а-а-асьте! — провозгласил я, выбираясь на пол корабля под градом всякой воздушной пакости менады. — Заканчивайте уже эту хренотень и принимайте заслуженную кару от моего почтенства, — дополнил я, пафосно стоя, светясь и оглядываясь.
Вообще, опыт «боевого воздействия» божественной силой на меня выходил не лишним. Например, я понял и почувствовал, что если бы под плазменным доспехом оставался воздух — мне бы настал бесповоротный кирдык. Эврово проявление взяло бы его под контроль и начало наносить мне вред и ущерб. Но воздуха под доспехом не было, точнее… Была некая магическая субстанция, выглядящая, как воздух, выполняющая функции воздуха, но воздухом не являющаяся. Как и материальным объектом, в прямом смысле слова: я дышал, по сути, энергией, которая по принципу трансформации плоти териантропа (но ГОРАЗДО проще) формировала мне дыхательную смесь. И власти у Эвра над этой фигулиной, как понятно, не было. А вот если Ид…
«Та же хренотень», — уточнил Потап. — «Подводный владеет водой. Но кровь — не вода, и ему не слишком подчиняется даже в простом человечке».
— Кровь — не водица.
«Во-во. А в тебе, когда ты мохнатый, толстый и красивый — воды, как таковой, нет вообще».
Та же оборотническая хренотень выходит, что и с плотью из энергии, ну и воздухом, как я понял из медвежьих образов.
А пока я тестировал свою эвроустойчивость и вёл светские беседы с тотемным духом, на полу происходили следующие вещи: во-первых, кроме нашей троицы на ней никого не было. В домике-надстройке мелькали ошарашенные рожи, смотрели на все происходящее с недоумением и скорбью, ну и ныкались от окон, чтоб под лапу не попасться. А на надстройке с рулём корабля скрючился Тралк, делающий вид, что он «крутой капитан», даже аккуратно помахивающий шашкой. Но дёрганые движения этого зимандского Воробья почему-то отдаляли этого вояку от моего почтенства.
А вот Хиза выглядела впечатляюще. Не так, как я, конечно, блестяще и непоколебимо, но значительно и, возможно — пугающе. Если бы было чего бояться, кроме вида, конечно. А именно: она парила в полуметре над полом, покачиваясь в потоках ветра. Волосы бились, изображая взрыв на макаронной фабрике в процессе, одежда бултыхалась, прикрытые глаза бледно светились — прямо персонаж из «изгоняющего психическое заболевание», а не менада.
Полюбовался я на всё вот это, ну и потопал потихоньку к парочке. Град всякой воздушной глупости ударил по плазменному доспеху, слегка меня замедлил, а я прикидывал, как мне этих потерпевших «вязать». Ну точнее, как «вязать» Тралка — понятно. По маковке слегонца — и всё, повязан. А вот с менадой… Впрочем, последняя, наконец, проявила какое-то разумение: вокруг неё засветился гало-смерч, и в меня ударил мощный поток воздуха. Но — поздно. Это могло доставить неприятности, когда я выбирался из люка в подвал корабля. Или — когда топал на не слишком удобной поверхности: тот же люк окружала металлическая обшивка. Но сейчас я просто вбивал когти ходилок в пол. Замедлился, но не сильно. Ну и прорычал, добавив «динамик» плазмой, благо приноровился пока говорилку отращивал.
— Чем больше мне с вами возиться — тем хуже вам будет. Пока я не собираюсь вас… М-М-МАТЬ!!!
Последнее проникновенное высказывание было связано с тем, что меня к чертям снесло с пола Потрясателя. В моё почтенство ударил ездовой червяк корабля: морской змей. Массы у нас несопоставимы, ну а куски пола в когтях нижних лап не особо радовали. Самое забавное, что именно пробить плазменный доспех червяк не смог: шипел и ревел, от прожариваемой плоти. Но снёс меня с корабля и тащил своей противной башкой подальше.
«Я эту рыбу сожру», — деловито сообщил Потап. — «С этой ветродуйкой же справишься?»
— Ну да… Сволочь ты, Потап! — сообщил я призрачной медвежатине, с урчанием впившейся в морского змея.
Дело в
