Книга Золото Ариеля - Элизабет Редферн

Братья Варринеры приходили почти каждый день из своего дома на Фейтур-лейн. Почти четыре года продолжалось это блаженное время, эти товарищеские отношения — пока что-то не случилось и не погубило их отца, и их ежедневные посещения прекратились.

Кейт, которой было одиннадцать лет, была безутешна. И она решительно заявила:

— Я скучаю по ним. Я хочу их видеть.

— У них умер отец, дорогая Кейт, — сказал отец. — И теперь у них нет денег.

— Значит, мы должны им помочь!

Он колебался.

— Их мать горда. Они все гордые.

О последующих годах у Кейт сохранилось меньше воспоминаний, да они и были менее яркими. Позже она узнала, что Уильям Варринер, отец мальчиков, был вовлечен в какую-то авантюру и покончил с собой. Его вдова, теперь тоже опозоренная, отослала мальчиков из дома, и Нед, ее музыкальный, озорной Нед, стал подмастерьем у столяра. Она думала о его руках, они так хорошо умели обращаться с лютней, а теперь загрубели от физического труда. Отец нанял ей гувернантку, которую Кейт терпеть не могла, а сам все меньше времени проводил с дочерью. Возможно, он сожалел о свободе, которую предоставлял ей раньше, и теперь пытался исправить это, а возможно, то было естественное отдаление между отцом и дочерью.

Она взрослела, произошедшее было тяжело для нее. Ей казалось, что какая-то часть ее умерла.

Кейт было девятнадцать лет, когда отец пропал в море. Теперь она была действительно одинока и полагала, что в ее жизни ничего хорошего больше не будет.

В то время, когда ей казалось, что у нее нет больше будущего, она вышла за Френсиса Пелхэма, с которым познакомилась, когда была представлена ко двору, поскольку он был другом ее отца. Он ухаживал за ней с пылкостью и упорством.

Это произошло более двух лет назад. Теперь ей было все труднее и труднее терпеть прикосновения мужа. Она стала спать в другой комнате или в спальне сына, малыш часто недомогал.

И она не думала, нет, она просто не верила, что Нед Варринер когда-нибудь вернется.

В соседней комнате во сне вскрикнул ее ребенок. Кейт отвернулась от окна; детские воспоминания смутили ее душу; и молодая жена Френсиса Пелхэма поспешила по коридору в комнату своего маленького сына; там она крепко прижала его к груди, пока он опять не уснул.

Утро застало таверну «Три песенки» почти пустой, без посетителей, если не считать двух опохмеляющихся картежников, выяснявших какое-то недоразумение, сидя перед колодой карт, и нескольких ранних возчиков, которые привезли из Холборна на Стокс-маркет домашнюю птицу и теперь завтракали элем и вчерашним хлебом. Баркли и его друзья давно ушли.

Старый матрос, подобравший с пола упавшие бумаги и положивший их обратно вместе с двумя книгами, которые Нед выиграл у Баркли, — его звали Сэмюель Тернер, — храпел, раскрыв рот, за столом в углу, когда хозяин стал трясти его, чтобы разбудить. Он вышел, спотыкаясь, из таверны, проклиная дождь.

Когда-то Тернер плавал с Рейли, собирал сокровища Ориноко для королевы Елизаветы. Теперь он нанимался на верфях на поденную работу, когда не пил и хотел поработать; и вот сейчас, направляясь к реке, он поймал себя на мысли о том, что думает о бумагах, которые выпали из книг.

— Ариелю, — прошептал он себе под нос, идя по Темз-стрит. — Вот что там было сказано: «Ариелю я дам дар золота».

Эта фраза гремела у него в голове. Сэм Тернер был не очень-то склонен предаваться философским размышлениям, поскольку обычно бывал либо слишком пьян, либо слишком занят, зарабатывая на жизнь ремеслом мусорщика, и не мог себе позволить таких прихотей, но ему понравилась фраза «дар золота» и имя Ариель.

Проезжавшая мимо повозка с углем обрызгала его грязью. Сэм остановился и снова выругался. Почему он не оставил себе это письмо? Никто бы не хватился его. К тому времени, когда он дошел по Кингз-лейн до верфи, где, как он слышал, в это утро будет работа, он успел поведать всем знакомым, встретившимся по дороге, прекрасную историю о том, как видел письмо, которое содержало некую тайну, связанную с золотом, и что письмо это было адресовано некоему Ариелю.

Когда он уже почти дошел до верфи, ему встретились три человека, которых он никогда раньше не видел и которые сказали, что у них есть для него работа и он получит за нее больше, чем за ту, что ему обещали. Они пригласили его зайти выпить в соседнюю таверну. Поначалу они казались славными ребятами, но потом захотели узнать о письме к Ариелю и заговорили по-другому: расспрашивали его об этом чертовом письме и об игравшем в кости незнакомце — о человеке, которого Баркли в насмешку прозвал Орфеем и который обманул Баркли и ушел в ночь с этим письмом в кармане.

Сэм Тернер, честно говоря, помнил этого человека плохо. У него была, повторял он, золотистая лохматая собака и лютня в узле. Он не был старым, не был нищим; но и богатым тоже не был. У него синие глаза и черные волосы, он несколько дней не брился, так что лицо у него наполовину скрыто щетиной, но больше Сэм ничего не мог им сказать ни о нем, ни о том, что было в письме.

Ему уже стали надоедать их расспросы. Сэм так им и сказал, встал и оставил их в этой таверне, но они пошли за ним и поравнялись с Сэмом в закоулке. Там они завели ему руку за спину и не отпускали, пока он не закричал, прося пощады, и его не вытошнило в канаву. На этот раз с ними пришел кто-то еще, человек со спокойным, странным голосом, не показывающий лица, но задававший ему вопросы, на которые он не мог ответить.

— У него была лютня, — снова сказал он этому человеку. — И собака. Это все. Клянусь…

Они отвернулись от него и немного посовещались. Сэм Тернер пошел прочь, голова кружилась от боли, он шатался и хотел убежать. Но они тут же снова схватили его.

И тут один из них вынул нож.