уезжать и хоть минимально присматривать. А таскался только пока я в «Гаване» работала. Пока его женушка меня там случайно не увидела.
И как он повел себя у Зотова. Знал прекрасно, что я в «Дублин» устроилась. Никаких сомнений. А теперь вспоминает былое, пытаясь манипулировать мной. Кретин самодовольный, даже мысли допустить не может, что я мечтала забыть его как ночной кошмар. Какая, к черту, месть? Мне бы работу нормальную, чтобы концы с концами сводить после большого и светлого с ним.
И Туманов. Выглядит адекватным. Честным и искренним. Но не он ли всю эту канитель заварил? Так ли уж случайно сел в мою машину? Не заодно ли с Кристиной с самого начала? Не пытается ли сделать меня мишенью, пока сам якобы в чем-то разбирается? И ведь не спросишь… точнее, спросить-то можно, но ответ будет прежним.
— Не вникай, — передразниваю его бас и раздраженно скидываю с себя простынь. — Жена, — добавляю в том же ключе, выруливая в коридор.
По инерции делаю еще два шага, а затем взвизгиваю, увидев огромный темный силуэт на стуле в прихожей, буквально в шаге от себя. Сердце замирает, но адреналин лупит в мозг, приказывая действовать. Ну я и… приседаю, поднимаю какую-то туфлю с пола и швыряю в громилу, только в тот момент сообразив, что это Туманов.
Обувь мою он, конечно, ловит. Аккуратно ставит на пол, распрямляется и расправляет плечи. Становится не по себе. Плюс ко всему, я в пижаме, не особенно что-то скрывающей. И он — не Даня, который видел все во всех возможных ракурсах. Сглатываю и делаю крошечный шаг назад.
— Подумал, что могут прийти те, встречи с которыми ты не ждешь, а я — напротив. Но, не повезло. За стул спасибо, очень предусмотрительно, — сообщает и поднимается. — Но ноги затекли.
Я с ним еще рядом не стояла. А он вроде и не слишком близко, но возвышается надо мной горой. Смотрю ему в грудь, глаза поднимать не планирую вообще никогда, что бы вокруг меня не происходило.
— Уходи, — шепчу пугливой птичкой.
— Где твое сострадание? В машине еще теснее. В той, что не привлечет ко мне лишнего внимания. Крошечной консервной банке.
— И уезжай.
— Могу. Но Даниил, полагаю, приезжал не просто так, а с новостями. Ты не прониклась, а вот я — да.
— Где гарантия, что Кристина не заодно с тобой?
— Ее нет. Но проверить сможешь только на личном опыте. Выгонишь меня — заявятся. Наверняка пасут с твоего звонка подруге и прекрасно знают, что ты все никак не останешься одна.
— Ты нарочно меня пугаешь…
— Я поясняю и предупреждаю.
— Просто оставьте меня в покое, — молю, все-таки поднимая взгляд.
— Жалко мне тебя, дура, — говорит беззлобно. Глаза у него карие, теплые. И лицо мохнатое. На добродушного песика похож, из тех, огромных, на которых детей кататься сажают. Но я еще слишком хорошо помню, как он гавкает. — И вину за собой чувствую.
— Я не верю ни одному твоему слову. И не собираюсь. Потому что причин для твоего появления может быть куча.
— Веришь. Просто вредничаешь, — ухмыляется краешками губ. — Жена.
— Да ну тебя, — фыркаю, опуская голову и закрывая лицо руками.
— У тебя будет отдельная комната с ванной, — заманивает лукаво. — И только при таком раскладе ты сможешь слиться из «Дублина». Не сразу, меня одним взмахом ресниц на проймешь. Через недельку.
— Кремень, — поднимаю голову и потрясаю кулаком, едва сдерживая улыбку.
— Это правда, — величественно прикрывает веки. — Отыграем так, чтобы все выглядело натурально. Свадьбу сыграть тоже придется реальную.
— Это еще зачем? — таращу глаза и сразу же поправляюсь: — И я еще не согласилась.
— Согласишься. И это не я такой крутой, тебя просто помотает. А свадьба, потому что моя мама расстроится, если я женюсь тайно.
— Мама? — брякаю, расширяя глаза еще сильнее.
— Я появился ровно из того же места, что и все.
— Непохоже…
— И с ней будь стервой, не хочу, чтобы она огорчилась, когда мы разведемся.
— Брачный контракт сейчас обсудим или когда я все-таки соглашусь? — язвлю и прикусываю язык. — Если.
— Когда. Хоть тут соображаешь, — хмыкает нагло. — И нет, по любви контракты не составляют. Так что можешь оттяпать половину честно нажитого. Совместно. На остальное у меня чеки.
— Все продумал, да? — все-таки улыбаюсь и покачиваю головой. — Не понимаю, зачем тебе это. Перешагнул и живи дальше, разбирайся, с чем ты там разбираешься.
— Во-первых, я твой должник. Могла бы ткнуть в меня пальцем еще ночью. Итог у этого был бы плачевный, но тебе об этом знать было неоткуда, — мимоходом размышляю о том, что и сейчас ни черта не знаю, но с комментариями не спешу, ожидая продолжения — А, во-вторых, не выношу, когда обижают женщин. У меня пунктик.
— Вот как? — приподнимаю брови.
— Отец бил мать, — поясняет, пожав плечами. — Именно поэтому я с семи лет торчу в качалке.
— И как? Помогло?
— Да. К восьми я осмелел, стащил у пьяного отца получку, заплатил мужикам, которые там зависают, и они отметелили его до больничной койки, — рассказывает с абсолютно серьезным лицом. — А когда он вернулся, обнаружил свое барахло на площадке и что ключ не подходит.
— Ты серьезно? — спрашиваю с сомнением.
— Абсолютно.
— И как вы жили? Он же не взял вещи и просто ушел?
— Нет, он выломал дверь. Но это матери уже рассказали соседи. А мы уехали в другой город через день после того, как он оказался в больнице. У мамы было немного денег и огромное желание сохранить мне жизнь, потому что о том, кто заказал побои он догадался сразу.
— Господи… если это шутка, я сама тебя прикончу. Кошмар… — бормочу, снова тараща на него глаза. Ощущение, что я на этого мужика по-другому даже не смотрю. В перманентном состоянии шока.
— Это не шутка. Но знают единицы, я не делюсь подробностями своего детства со всеми подряд. Ты должна знать такие вещи, как и другие мелочи. И в обратном порядке, разумеется.
— Как-то… перебор для фиктивного брака, не находишь?
— Фиктивный он только для нас с тобой. Для остальных должен быть настоящим, иначе вреда будет больше, чем пользы.
— А какова реальная причина, по которой ты так настойчиво добиваешься моей руки? — спрашиваю в лоб, храбро встретившись с ним взглядом.
— Только те, что озвучил, Саш, — впервые называет меня по имени, а я разворачиваюсь и быстро ухожу в комнату.
Потому что, блин, у меня по телу побежали мурашки от его низкого вкрадчивого голоса и нагло встали соски, вонзаясь в ткань обычной трикотажной пижамы, не способной скрыть этого
