на своем животе.
— Сашка моя, — рычит приглушенно, несильно прикусывая плечо. — Я тебя искал. Все это время искал. И ты сама меня позвала. Давно уже не спал нормально, как ты из моей постели удрала, и твой вопль узнал сразу.
— Перестань, — хочу сказать строго, руки его с себя снять, но… кого я пытаюсь обмануть? Голос дрожит, любила ведь мерзавца. До сих пор будто не остыла, только обида все прочие чувства перекрывает.
— Дурочка ты, — вздыхает мне в шею, притягивая к себе. — Но теперь не отвертишься. И наконец-то выслушаешь. Кольцо не ношу, потому что мой брак — туфта. С Маринкой нас свели родители, это чисто бизнесовое решение. И мы нашли решение, у нас свободные отношения. Я не мешаю жить ей, она — мне.
— Только мне, — ехидничаю, пихая его локтем куда придется. — Оба.
— Недоразумение. Я не должен был ехать на дачу, тем более с женщиной. Мой косяк. Но ты так хотела поплавать, а я ни хрена тебе ни в чем отказать не мог. Кто ж знал, что она с маман припрется?
— И поэтому надо травить меня? Орать, что я шалава, что с женатыми сплю чуть ли не за барной стойкой. Я не ушла трижды, придурка ты кусок, меня трижды уволили!
— А позвонить? — рычит и разворачивает меня за плечи лицом к себе. Злюсь, пыхчу, а он настырно тянет мой подбородок вверх. — Гордость заела, а, Сашуль?
— Заела, — отвечаю дерзко. — Представь себе. Никогда шалавой не была и любовницей не буду.
— Куда ж ты денешься, — вздыхает и целует.
Вот мерзавец! Но такой нежный…
— Не надо… — мычу, но сама отстраниться не могу, тая от его прикосновений.
— Но вместо того, чтобы позвонить и рассказать, ты сменила номер, — продолжает тихо отчитывать в губы. — Переехала. Машину поменяла, на себя не переоформила. А могла бы и дальше греться на моих руках и, если уж на то пошло, на моей шее. В моей квартире, а не в этом клоповнике. В моей, Саш, на первом этаже. Той, которую я специально купил, чтобы тебе страшно не было оставаться у меня. Для нас, осознаешь?
— Ты никогда не разведешься, — стону жалобно, на мгновение теряя контроль.
Чувствует, стервец, щедро подливая сиропа на мою голову:
— Ну, почему же. Когда-нибудь папаша даст дубу и это развяжет нам с Маринкой руки. Поделим имущество по-тихой, пойдем каждый своей дорогой. Но это не мешает нам жить вместе. Надумала себе хрен пойми что, кто так делает, солнце?
— Я, — роняю тихо, обхватывая его за шею и жадно целуя, поддавшись порыву, — не надумала, — договариваю, с трудом оторвавшись от него. — Ты должен был сказать.
— И что бы это изменило? — вопрошает недовольно.
— Я никогда бы не пошла с тобой на свидание. Никогда бы не позволила себе увлечься. Никогда бы не легла с тобой. Не лишилась бы нормальной работы и не попала под подозрения человека, которому признавалась в любви. И который признавался мне, — раскладываю, глядя ему в глаза.
Даня морщится и делает шаг назад, запуская обе пятерни в золотистые волосы. Красивый он. Когда-то думала, самый красивый мужчина на планете. Сейчас… да также. Не слишком высокий, но с моими метр шестьдесят четыре полная гармония с каблуками и без. Лицо как с обложки журнала. Красивые голубые глаза смотрят нагло и требовательно. Спортивное телосложение, идеальное в моем представлении: никогда не засматривалась на качков.
— Ничего не изменилось, — выносит вердикт, обдумав мои слова. — Я все еще люблю тебя. Только теперь хочу понять, в какое дерьмо ты вляпалась, пытаясь в отместку отравить мне жизнь.
— Я сказала правду сегодня, Дань.
— Может да, а может и нет, — разводит руками, хмуро глядя мне в глаза. — Зотов вызвал Кристину на разговор, а она, представь, не приехала.
— В смысле? — бормочу, холодея и покрываясь мурашками.
— В прямом. Он ее даже не нашел. Телефон отключен, на квартире никого. Она тебя рекомендовала, это факт. Но что до остального…
— Подожди, — выставляю вперед ладонь, пытаясь думать. — Ко мне какие претензии? Я обратилась за помощью к сокурсникам, у меня даже переписка сохранилась… — замолкаю. — Точнее, я написала в чат, а она позвонила где-то через неделю.
Даня достает из кармана мой телефон и бросает его через плечо на кровать. Понимаю, что схватила рюкзак из машины и даже не проверила, в сохранности ли мое имущество. А ведь она открытая стояла, все с теми же ключами в замке зажигания.
— Пароль ты так и не сменила, так что мы уже пошарили, — сообщает, сунув руки в карманы и гипнотизируя меня взглядом. — В чате, о котором ты говоришь, ее даже нет. Она вышла из него два года назад. А в «Дублин» устроилась за неделю до тебя. Ее сменщица уволилась через три дня, а потом появилась ты. И как прикажешь тебе верить?
— Как я верила тебе год! — срываюсь и рявкаю на него, сжав кулаки.
А потом вспоминаю слова Туманова и понимаю, как выгляжу со стороны. Как мстительная сучка. Только вот чьими стараниями? Зачем это кому-то? И где, черт возьми, Крис?
Глава 6
С Даней, конечно, ругаемся. Я одеваюсь (и одно это его бесит) и настаиваю на своем, он лезет в бутылку, приказывая сознаться в злодеяниях. По итогу шваркает дверью, которую вообще неясно как открыл, пригрозив перед этим, чтобы плакаться к нему не прибегала и во дворе не орала. Скотина.
Ставлю у двери стул, чтобы хотя бы проснуться, если кто-то еще решит почтить меня своим присутствием, закрываю окна, чтобы не реагировать на шум с улицы, ложусь на свою кровать и практически мгновенно засыпаю, несмотря на рой мыслей.
Просыпаюсь от того, что ужасно болит плечо. Хнычу по-детски, переваливаюсь на спину и какое-то время просто жалею себя. Ну а что? Мне грустно. Обидно, больно, страшно и чудовищно одиноко. И мерзко от самой себя, что позволила себе дать слабину и поцеловала козла. Просто он такой красивый, а я так любила его… да и жена ненастоящая, если, конечно, и тут не обманул.
Вообще, не удивлюсь. Врет он как дышит. В глаза заглядывает, ручки тискает и прочие части тела, подарочек в кармашек сует и нашептывает комплименты вперемешку со сладкой ложью. Обещаниям его грош цена. Искал он меня, смех. Что ж если искал, так и не нашел? Все жена его, да жена. Поразительно. Я номер-то сменила и прочее уже после второго по счету бара. Да и перебралась недалеко, в соседний подъезд, чтобы от папы слишком далеко не
