— А как он ухитрился получить такую кучу наличныхсразу? Ведь не держал же он столько на счету?
— Конечно нет. Он попросил своего брокера продатьценные бумаги на эту сумму и перевести выручку в банк.
— Он с ним разговаривал лично или по телефону?
— По телефону.
— Когда?
— По-моему, шестого июля. Подождите минутку. —Боллинг нажал на рычажок и сказал в интерком:
— Рита, будьте добры, принесите мне дело капитанаРомстеда.
Седовласая женщина, скорее похожая на почтенную матьсемейства, чем на секретаршу, вошла в кабинет с папкой в руках. Даже невзглянув на посетителя, она с достоинством удалилась, притворив за собой дверь.Боллинг зашелестел бумагами, продолжая рассказ:
— Его финансовые дела вела небольшая брокерская фирма«Винегаард и Стивенc». Ваш отец позвонил своему поверенному Винегаарду вчетверг шестого июля, в семь утра по местному времени, как раз к открытиюнью-йоркской фондовой биржи. Он зачитал список ценных бумаг, которые следовалопродать, и попросил поместить выручку на его счет в Первом Национальном банкеСеверной Калифорнии, который находится на Монтгомери-стрит. Он распорядился незатягивать с продажей, деньги ему были нужны не позднее следующей среды, кдвенадцатому июля. И разумеется, прежде чем снять деньги со счета, ихнеобходимо было очистить от пошлин.
— А когда он предупредил банк?
— В понедельник, десятого, он позвонил и переговорил сОуэном Рихтером, одним из администраторов, с которым был знаком лично. Сообщило предстоящем депозите, попросил как можно скорее провести все формальности ипредупредил, что намерен получить наличными.
— Он не просил Рихтера позвонить ему, когда деньгипоступят в банк?
— Нет. Сказал, что перезвонит сам. Что и сделал вовторник утром. Все уже было готово, поэтому он просто пришел и забрал деньги.
— В банк он приходил один?
— Да. Я специально справлялся об этом у Рихтера. Тотсказал, что капитана Ромстеда никто не сопровождал. Ваш отец был трезв, спокоени абсолютно здоров. Правда, когда Рихтер попытался отговорить его брать деньгиналичными, он слегка вышел из себя, но пререкаться не стал, сказал только, чтоденьги нужны ему для сделки. Все это очень на него похоже. Он крайне редкодавал себе труд что-либо объяснять и терпеть не мог, когда лезли с непрошенымисоветами. Ромстед согласно кивнул:
— Винегаарду отец тоже ничего не объяснил?
— Нет, конечно. — Боллинг слегка улыбнулся. —Сомневаюсь, что тот ожидал чего-то другого: он ведь давно вел дела вашего отца.Единственное, с чем Винегаард никак не мог согласиться, так это с тем, как онотобрал акции на продажу.
— То есть?
— Обычно если вы по каким-либо причинам ликвидируетечасть портфеля ценных бумаг, то подходите к этому делу серьезно, избавляетесьпрежде всего от ненадежных, неперспективных, падающих в цене акций. Но Гуннарпоступил по-другому. Просто прошелся сверху вниз по списку, пока общая суммаслегка не превысила двести пятьдесят тысяч, и велел Винегаарду продать их всеподряд.
— Но это же глупо!
— Конечно. Особенно для человека, который несколько летподряд удачно играл на фондовой бирже. Как я уже сказал, Винегаардвозражал, — по крайней мере, пытался это делать, — но капитаннедвусмысленно указал ему на место.
— Не понимаю. — Ромстед покачал головой. —Кстати, чуть не забыл, что там насчет расходов на похороны? Или, может быть,остались неоплаченные счета?
— Нет. Обо всем этом уже позаботились.
— Значит, вы, как его душеприказчик, оплатили их?
— Нет, это сделал он сам, когда составил завещание.Сразу же после того, как капитан поселился здесь, он заключил договор спохоронным бюро и заплатил за свои похороны вперед. А также за надгробие.
— Но почему? Может, ему угрожали?
— О нет, тут дело совсем в другом. Просто онскептически относился к самому ритуалу погребения — считал, что похороннаяиндустрия паразитирует на скорби семьи. Говорил, что им только пойдет напользу, если они будут иметь дело с еще живыми клиентами. Капитан выбрал самыйдешевый гроб, какой только у них нашелся, заставив сбить цену до минимума,заплатил за него и передал мне квитанцию. Я тогда еще обратил его внимание нато, что если он проживет до ста десяти лет, то эта сделка окажется невыгодной.Но он возразил, что при такой инфляции не потеряет ни цента. И, если непринимать во внимание случившиеся, в общем-то был прав.
— Просто замечательно! А затем тот же самый человек,такой дальновидный и предусмотрительный, разгуливает по улицам Сан-Франциско сполным чемоданом денег, как какой-нибудь идиот.
Боллинг только развел руками:
— Да, тот же самый. Ромстед поднялся:
— Что ж, спасибо, мистер Боллинг, что ввели меня в курсдела. Не стану больше отнимать у вас время.
— Мы будем держать с вами связь. Вы прямо сейчаснамерены вернуться в Сан-Франциско?
— Видимо, сегодня ночью или завтра рано утром. Сейчасмне бы хотелось съездить туда, где он жил, если вы объясните, как найти дом.
— Я дам вам ключ, так что вы сможете зайти внутрь.
Они вышли в приемную, и Боллинг достал из сейфа ключ с привязаннымк нему картонным ярлыком.
— Только когда будете уезжать, проверьте, чтобы всебыло заперто. Вам надо попасть на Третью улицу, это к западу отсюда. Она васвыведет на шоссе. Дом находится по правую сторону, примерно в четырех милях отгорода; узнать его легко — белый кирпич, Мамонтово дерево[5], икрасная черепичная крыша.
Ромстед вернулся в мотель. Он хотел позвонить Майо, но былоеще слишком рано.
Глава 3
Взглянув на показания счетчика, Ромстед свернул на Третьюулицу. Проехав несколько жилых кварталов, он выехал на неогражденное шоссе сдвухсторонним движением, пролегавшее среди поля полыни. Справа тянулсяневысокий горный кряж. Дорога была пустынна, пока в зеркале заднего обзора невозник «континенталь», пытавшийся на большой скорости обогнать Ромстеда. Машинауже начала обходить его, когда на встречной появился пикап, и «континенталь»вынужден был отложить маневр и свернуть на прежнее место, почти прилипнув кбамперу Ромстеда.
Пикап проехал, и «континенталь», взвизгнув резиной, рванулвперед. Когда машина проносилась мимо, Ромстед успел разглядеть силуэтблондинки, сидевшей за рулем. «Континенталь» был уже в сотне ярдов вперединего, потом он вдруг неожиданно затормозил, и Ромстеду пришлось резко сбавитьскорость, чтобы не врезаться в лимузин, который свернул на проселок, ведущийвверх по холму двумя заборами белого цвета. Ромстед раздраженно выругался. Аеще говорят, что калифорнийские водители — самоубийцы! На вершине холма стоялдом с покатой крышей, какие обычно строят на ранчо, а к обвитому плющомстолбику на обочине дороги был прикреплен белый почтовый ящик с надписью:«Кармоди».
