— Они точно такие же, до мельчайших деталей, проговорилон.
— И вот этот? — тихо спросил Аарон, указывая наШута в самом центре.
Фигурка, образующая центральную ось причудливого танца, недвигалась. Рысь (а может быть, это был молодой тигр) около нее тоже нешевелилась. Они словно замерли — человек на бегу и зверь перед прыжком — всамый разгар танца, а вокруг них, скользя, изгибаясь, взлетая легкими балетнымипрыжками, кружились остальные.
— И он точно такой же, — сказал Генри и медленноповернулся.
Старик шагнул ему навстречу.
— Но тогда, — прошептал он так тихо, что голос егопочти слился с музыкой, — тогда мы можем узнать — в любой момент — о чемговорит танец? Мы сможем, наконец, узнать будущее!
— Наверное, — подумав, ответил Генри. — Новедь Шут неподвижен. Как это сказывается на предсказаниях? Что об этом говоряттвои книги?
— Ни одна из них вообще никак не объясняет его, —сказал Аарон.
Минуты две-три они стояли, молча наблюдая за непрестаннымдвижением, слушая несмолкающие звуки и сами меняясь в переменчивом свете.Наконец Аарон произнес:
— Пойдем-ка отсюда. Не стоит смотреть слишком долго,если не изучаешь танец.
Генри, однако, не спешил.
— Сомневаюсь, можно ли постичь танец, не будучи средитанцоров, — задумчиво произнес он.
— Мы и так среди них, — торопливо ответилстарик. — Мы там, как и все остальное.
— «Остальное!» — насмешливо перебил Генри. —Остальное — это камни, ветра, корабли. Но ведь они не знают. А чтобы знать… —он внезапно умолк и стоял, погрузившись в размышления, пока дед не потянул егоза руку; тогда молодой человек неохотно повернулся к выходу, прошел подзанавесями и вернулся в первую комнату. Аарон запер дверь, устроился в креслеза столом и испытующе поглядел на внука.
— И что же ты собираешься делать с этой колодой? —спросил он.
Генри резко поднял голову, отогнал какую-то навязчивую мысльи улыбнулся. Но глаза его при этом оставались серьезными.
— Не знаю, — признался он. — Не забудь, я ихи увидел-то совсем недавно.
— А нынешний хозяин, ну, отец этой девицы, он несобирается их продать? — с надеждой спросил Аарон.
Генри побарабанил пальцами по столу.
— Едва ли, — медленно произнес он, — впрочем,сейчас трудно сказать… Предполагается, что после его смерти — а может, и передней, — вся коллекция перейдет в распоряжение Британского музея.
— Что? — Сообщение привело Аарона в неподдельныйужас. — Но это же идиотизм. Значит, наверняка продаст, если предложить емупобольше.
Генри покачал головой.
— Не уверен. Он из тех людей, которые легко получаютвсе, что им захочется, и тут же обнаруживают, что оно им совершенно ни к чему.А уж деньги-то ему и подавно не нужны. Он не в силах придумать, что могло быдоставить ему удовольствие, поэтому терпеть не может, когда что-то доставляетособое удовольствие другим. Нет, он не жестокий. Даже добрый по-своему. Но онцепляется за свое, как ребенок за сломанную игрушку — вдруг она емукогда-нибудь понадобится, или вдруг кто-то другой начнет играть с ней.
— А деньги? — упорствовал Аарон.
— Я ведь уже сказал.
— Может быть, он их дочери подарит? — предположилАарон. — Ты же собираешься на ней жениться?
— Как он отдаст ей одну колоду, если должен передать вмузей всю коллекцию? — пожал плечами Генри. — Да, я собираюсь на нейжениться. Думаю… ладно, пока неважно. Но если он отдаст ей все, то будетстрадать, потому что нарушил волю своего друга; а если подарит одну колоду, тобудет страдать из-за необходимости объясняться с музеем; а если отдастколлекцию в музей, то будет страдать, что упустил ее.
— Что-то я не понял. Ты же говоришь, он решил хранитьее до самой смерти, тогда как же он ее упустит? — уточнил старик.
— По-моему, он несчастен так, что дальше некуда. Он вседумает о том, что потеряет, когда умрет. Всю жизнь он только и делает, что ждеткомпенсации.
Аарон Ли подался вперед.
— Просто необходимо, чтобы он продал их, или подарил,или потерял, что ли, — беспокойно сказал он.
— Вряд ли их можно потерять, — усмехнулсяГенри. — Ты не забыл о силе самих карт?
— Хм, значит, остается насилие… Впрочем, этонеблагоразумно, — Аарон рассуждал сам с собой. — Но если просто взятьих… взять именно для этой цели… Я не вижу, почему бы этого не сделать?
— У мистера Лотэйра Кенинсби другое мнение на этотсчет, — сухо заметил Генри. — Я даже не уверен, что смогу уговоритьНэнси.
— Да она-то тут при чем? — недоуменно спросилстарик.
Генри попытался беззаботно улыбнуться, но улыбка неполучилась.
— Хотел бы я знать! Только, имей в виду, я против ееволи не пойду, по крайней мере, пока… Он замолчал и Аарону пришлось спросить:
— Пока — что?
— Пока не узнаю, нельзя ли разыграть карту Влюбленных, —закончил Генри. — Знать — видеть изнутри — понять танец. Ладно,посмотрим. — Он перевел взгляд на внутреннюю дверь и медленно проговорил:
— Нэнси…
— Но ты должен что-то предпринять, и быстро, перебилАарон. — Мы не можем рисковать. Несчастный случай…
— Или приступ меланхолии, — подхватил Генри, икарты окажутся в музее. Да, ты прав: рисковать нельзя. Между прочим, тычто-нибудь знаешь о Джоанне?
— Я ее уже несколько месяцев не видел, — ответилстарик, пожав плечами. — Летом она была здесь. Да я же тебе говорил…
— Я помню, — кивнул Генри. — Она все такая жесумасшедшая? По-прежнему выкликает имена своих давно умерших богов?
Аарон беспокойно шевельнулся.
— Давай не будем об этом. Я ее побаиваюсь.
— Боишься Джоанны? — удивился Генри. — С чегобы это? Чем она может нам помешать?
— Джоанна не в своем уме, и это опасноесумасшествие, — сказал Аарон. — Если она узнает, что Таро могутсоединиться со своими оригиналами и мистерия обретет завершение…
— И что тогда смогут сделать старуха имальчишка-идиот? — спросил Генри.
— Лучше бы ты называл их безумной пророчицей и юнымпокорным Самсоном, — вздохнул Аарон. — Иногда она представляется мнеодной из тех. Если она решит, что тело ее сына найдено и оживлено… если узнаето картах, то вполне может… Безумный Иерофант…
