забрался в кресло и сжался, обнимая колени. Зачем? Зачем ему эта бесполезная броня?! Ему до настоящих боёв, как Эдварду до Академии!
Филипп задыхался от обиды. Казалось, весь мир, все надежды рухнули, и теперь он ничего не хотел — только сидеть в тёмной спальне, упиваясь жалостью к себе и ругаясь на судьбу. Не хватало только разрыдаться, как какой-нибудь сопляк!
Филипп изо всех сил надавил на переносицу. У него не было времени успокаиваться: мать пошлёт за ним в тот же момент, когда заметит, что отлучившийся убрать реликвию сын не вернулся в течение десяти минут.
Но как же сложно было вернуть лицу спокойное — даже не довольное — выражение! Он был уверен, что счастье, которое он пытался выдавить в зале, когда только получил кольчугу, выглядело жалко. Ему аплодировали, а он стоял как громом поражённый.
Филипп со стоном уронил голову на сложенные на коленях руки.
И тут дверь заскрипела.
Филипп вскочил и был готов выпалить, что придёт через минуту, как понял, что вместо кого-то из слуг в комнату вошёл Эдвард. Филипп опять упал в кресло, тяжело выдыхая. Эдвард подошёл к брату и встал рядом, виновато опустив голову.
— Ты расстроен? — спросил он тихо, краем глаза заметив валяющуюся на полу кольчугу.
— Нет! — рявкнул Филипп.
— Ты обижен?
— Нет, — повторил он и, помедлив, спросил: — На кого мне обижаться?
— Ну, на меня, — неуверенно проговорил Эдвард. — Я так хотел меч, думал, что он не нужен тебе, и что-то в этом роде…
Филипп хотел сказать, что такого не бывает, что судьба никому не подвластна, но замер с раскрытым ртом, глядя на Эдварда широко распахнутыми глазами. А затем недоумение на его лице сменилось на самую огромную обиду в мире — граничащую с ненавистью.
— Уходи, — процедил он сквозь зубы, его голос дрожал. — Уходи!
Эдвард испугался и выскочил из комнаты брата. С того момента они не разговаривали.
* * *
С самого утра Элиад Керрелл был не в духе. Завтрак он провёл у себя в кабинете, обложившись бумагами. Он что-то подписывал, чертил, яростно зачёркивал, изучая одну бумагу за другой. К нему заходили посыльные, секретари, министры, военные главнокомандующие… Погрязший в делах, Элиад и не думал выходить ни к обеду, ни к ужину, пока к нему не зашла жена. Агнесс Керрелл окинула оценивающим взглядом заваленный документами стол, раскрытые шкафы и, расправив юбку, села в кресло напротив мужа.
— Я не собираюсь никуда спускаться, — хмуро заметил Элиад, продолжая заниматься бумагами. — Я уже распорядился, чтобы обед мне подали сюда.
— А я уже распорядилась, чтобы его всё же подали в обеденную залу, — спокойно ответила Агнесс Керрелл.
Элиад ударил ручкой по столу, едва не сломав её наконечник.
— Я сказал!..
— Элиад! — Она смотрела на него со спокойной строгостью, сложив руки на груди, и этот взгляд не оставлял выбора: Элиад поднял голову и посмотрел в лицо жене. Та нежно и немного печально улыбнулась и со вздохом продолжила:
— Я понимаю, что ты очень занят. Я понимаю, что это всё чрезвычайно важно и серьёзно. Но я прошу тебя сегодня выйти к обеду. Твои дети ни о чём не знают, и у них будут вопросы. Если ты не хочешь сказать им прямо, сделай вид, что всё в порядке. Только сейчас. На ужин я тебя не побеспокою.
Элиад сжал зубы, и жилка на виске заметно вздулась.
* * *
Тонкие ароматы блюд витали в воздухе, яркое полуденное солнце бликами играло на тарелках, но обед проходил в напряжённом молчании. Звенели приборы, изредка слышались приглушённый кашель и чьё-то дыхание, и… шуршали листы. Агнесс Керрелл могла поклясться, что Элиад взял бумаги с собой специально, но молчала, изредка бросая на мужа взгляды исподлобья. Все, включая слуг, подносивших и уносивших тарелки, и принимающего бумаги секретаря, думали, что его величеству лучше было остаться в кабинете. Говорить об этом и отвлекать его, разумеется, никто не смел, и даже переполненный вопросами Эдвард молчал, подозревая, что подслушанный в Ворфилде разговор и документы отца имеют самую близкую связь.
Тут Элиад Керрелл со звоном положил вилку на тарелку и произнёс:
— Филипп, зайди ко мне через два часа.
Тот резко вскинул голову. Кусок, который он жевал, в момент показался безвкусным.
— Хорошо, отец, — сдавленно произнёс Филипп и потянулся за стаканом воды.
После этого его величество поднялся и вышел из столовой, никому ничего не говоря. Его секретарь вылетел следом, забрав с собой бумаги. Агнесс Керрелл поджала губы, ноздри её раздулись от гнева.
Остаток обеда Филипп не поднимал головы, глядя в тарелку. Он догадывался, что хочет сказать отец: о результатах того странного теста. Он ждал этого несколько недель, а теперь боялся узнать…
В назначенный час он постучал в дверь кабинета отца, поглядывая на стоящих у дверей стражников, которые, не моргая, смотрели в стену. У одного из них засветились глаза, и секретарь со словами «Ваше величество, ваш сын Филипп» пропустил Филиппа внутрь.
Элиад Керрелл отложил папку с документами, взял какие-то листы и посмотрел на помощника.
— Выйдите, — коротко сказал он и повернулся к Филиппу. — Ну здравствуй, сын. — Элиад попытался придать лицу спокойное, почти приветливое выражение, но Филиппу от этого легче не стало.
— Добрый день, отец. — Он неловко улыбнулся.
Элиад достал из ящика шкатулку-шестиугольник и поставил перед Филиппом.
— Я получил твои результаты, — сказал он. — Надо сказать, ты молодец. Очень высокие показатели по многим параметрам.
— Правда? — Филипп вскинул брови и подался вперёд, желая заглянуть в бумаги и убедиться, но отец убрал их в сторону. — И… что это будет для меня значить?
— Разумеется, Академию Мидланда, Филипп. Ты сомневался?
— Нет-нет! — Филипп замотал головой.
Конечно, он сомневался! Особенно после неудачи с реликвией. Он так и не смирился с тем, что получил кольчугу.
— Отлично. Именно за этим я тебя и позвал. Ты уже читал брошюру Академии?
— Конечно, отец.
— Перечитай ещё раз. — Элиад протянул сыну тонкую книжечку, украшенную эмблемой Академии — золотого цвета гербом с резными буквами «АМ» посередине, с жёлтыми лентами и цветами, выходящими из верхних краёв герба и переплетающимися под ним. — Я отметил то, что считаю важным. Выбор, конечно, за тобой, но помни, Филипп, что выбирать необходимо в первую очередь то, что пригодится тебе в будущем. Когда ты станешь королём.
— Я помню. — Филипп кивнул и принял из рук отца брошюру.
Было зародившаяся радость от исполнения мечты рассыпалась, разбилась, померкла, перекрытая осознанием, что даже в месте, куда он так стремился, решать будет не он.
* * *
Комната стояла заброшенной
