«Да пошли вы нахер со своими предложениями!» Но, так или иначе…
— А Ванька?
Илья мрачно покачал головой:
— Про его родителей ни слуху ни духу нет. Они ведь…
Не дворяне, да, я помню.
— Может, им помощь нужна?
Илья засмеялся:
— Хотели бы они заплатить — половину Оловянных островов с потрохами купили бы! Тут другое. Принципиальные.
— Кому из дворян бы у них поучиться.
Илья посмотрел на меня искоса:
— Это точно.
Хотел спросить что-то, но передумал. Сказал вместо этого:
— Девчонок жалко.
— А кого взяли?
— Спроси, кого не отдали. Шаховской (если Шереметьеву верить) две недели как ужаленный бегал. Деньги предлагал, земли свои, услуги. Альвы его мурыжили, выжать побольше хотели. А он вдруг возьми да исчезни.
— Как — совсем?
— В особняке, говорят, заперся. Пьёт. У Людмилы-то, оказывается, какая-то редкая форма заболевания сердца была, с детства на специальных лечилках. Неделю без лекарств она бы не выжила. Две — это уже надежда и отчаяние…
— Ядрёна-Матрёна!
— Ага. А Драгомиров, вроде бы, Звениславку выкупил. Во всяком случае, в Тушино сидит, ждёт.
— Не приехала ещё?
— Неа. Не хотела, говорят, долго, упиралась.
— Помяни моё слово, не приедет.
— Это почему же?
— Не знаю. Предчувствие такое.
— Хм. А вот с Ягой, говорят, странное что-то случилось.
— Странное?
— Н-но. Это уж от вернувшихся слухи доползли, я прям не знаю, верить им или не верить.
— А что конкретно?
— Говорят, в общий подвал её принесли в адамантиевом ошейнике в три пальца толщиной. И чёрную…
— Чёрную? Как уголь?
— Да нет. Как в сказке, помнишь, про богатыря и наречённную невесту? Где девица лежала бревном, вся в коростах. Только Яга ещё и чёрная была.
Тут мы дошли до нужного кабинета, Илья распахнул дверь и заглянул внутрь, не заметив моего исказившегося лица. Вот так. Не удержала, значит, Ярена смертушку. Сможет ли выкарабкаться? Ох, вопрос.
— Ты чего, князюшка? — Илья тронул меня за плечо. — Прошу, — и этак ладошкой в кабинет показывает. И сам с нами зашёл.
Полагать надо, папаня Илью к делу постепенно приставляет. Не то что бы с низов, но где-то со средних ступенек.
Сидящий в кабинете очень солидный приказчик деловитостью напомнил мне Фёдора. В три минуты выяснил, какие идеи сподвигли нас явиться. В этом месте Илюха страшно удивился и глаза вытаращил, а старший, не двинув бровью, сразу обрадовал:
— Интересующая вас техника у нас имеется. Плюс целый спектр навесного оборудования.
Ещё и навесное, оказывается!
Старший начал показывать всякие журнальчики-каталоги и расхваливать преимущества всяких сеялок и молотилок так, что у меня в глазах зарябило. Всю жизнь я был воином и учёным и никогда — никогда! — так подробно не погружался в сельское хозяйство! Уж подумал — всё, ну её, эту затею! И тут услышал, как Фёдор очень заинтересованно задаёт всякие вопросы, явно прекрасно понимая, что ему объясняет этот дядя.
Мне осталось состряпать благожелательный вид и подписать всё, что по итогу выбрали эти два деловых человека. И, по-моему, Кузьма целиком и полностью поддержал мой выбор.
Домой поехали короткой дорогой — сразу со двора МАЗа в портал. Да не в Засечин, а на Драконий остров, с Горынычем делиться новостями. Сели в новеньком кабинете с видом на Енисей, обложились врученными на дорожку журналами.
— Как хотите, ваша светлость, а опасаюсь я, — в очередной раз высказал своё сомнение Фёдор, листая специальный глянцевый каталог «МАЗа». — Непривычные наши мужики к такому. Не переломали бы агрегаты.
— Так. Ещё раз, — Горыныч сделал строгое лицо. — У нас принцип какой? Не можешь — научим, не хочешь — заставим. А кто против — скатертью дорожка! Вы про наставников для этих трактористусов узнали?
— Узнали, конечно, Тихон Михалыч, — Фёдор выложил на стол «МАЗовскую» визитку. — Там же, где шоферов учат, есть отдельное… мнэ-э-э… отделение, да. Можно хоть сейчас засылать. Тогда мужиков за зиму ещё и чуть-чуть на техников поднатаскают. Только, боюсь я, не захотят они… — снова завёл свою шарманку Федя.
— А ты не уговаривай, — вдруг сказал Кузя. — Ты наоборот. Конкурс устрой. Сделай объявление, что всего сорок мест. Или, допустим, двадцать. Для начала. В трактористы брать только грамотных и к механике способных.
— Да как же их отбирать-то? — растерялся Фёдор.
— Ну… не знаю. У Добрана вон спроси. Как-то мальчишек в приюте на шоферов отбирали? Пусть расскажет. Добран водит хорошо и машину чувствует. Значит, правильный был отбор.
— Логично! — согласился Горыныч. — А трактористам можно пай потолще положить. Не одну долю, а, скажем, две. Глядишь, и заинтересованности больше будет!
Тут мы заново (в тридцать третий, наверное, раз) обсудили, что, раз уж община будет зараз хозяйской техникой землю обрабатывать, то и делёжка земли по-старому здесь не подойдёт. Пока, в порядке эксперимента, решили наре́зать отдельные огороды, а поля и сенокосы оформить в общее пользование. А за участие в их обработке ставить доли, за каждый отработанный день. И не как привыкли в деревнях расчёты вести, по мужским головам, а строго за отработанные дни. Мужикам — единичку, бабам — половинку.
Федя опять сделал скорбное лицо. Дескать, придут недовольные мужики — кто их успокаивать будет?
— Федечка, — ласково начал я, — а что тебя вдруг перемкнуло? Ни разу проблемы нее возникало — и вдруг? Хочу тебе напомнить, что на западных окраинах Русского Царства вовсю идёт война. И всех, кто слово хозяйское не будет исполнять с сердечной радостью и прилежанием, я своей волей просто выставлю на московский тракт близ первого попавшегося разъезда — пусть там своё недовольство рассказывают. А хотят у меня жить — пусть слушаются!
— Да! — сурово поддакнул Горыныч. — Федь, а найди мне управляющего, чтоб как ты был? А то людишки селятся, а я всё на вашей шее еду…
— Найду, Тихон Михалыч! — обрадованно сказал Федя. Эта задача была ему проста и понятна, гораздо легче, чем кондовых крестьян на нововведения сподвигать…
— И объявление сегодня же приготовь. Не забудь: трактористам две доли за день!
— Сделаем, ваша светлость.
ПШЕПРАШАМ, ПАНИ
Марина нервничала. Выезд в Тулу оказался не так прекрасен, как ей хотелось бы. Никто не падал в обморок при виде её неземной красоты (кроме, разве что, дурачка Трубецкого). Никто не торопился раскрывать свой толстый
