прижала цветы к груди, нахмурилась, стараясь страха своего не показывать, а у самой сердце как пташка в неволе забилось.
– Как звать-то тебя, красавица?
– А тебе зачем?
– Ни на один вопрос мой не ответила, это ж надо. Захочу, сам узнаю твое имя.
– Попробуй.
– Боишься меня? – Парень прищурился. – Думаешь, я затеял что-то плохое?
– А что еще я помыслить могу? Сидишь один на дереве, еще и вопросы задаешь странные! Редко сюда незнакомцы захаживают, откуда ты взялся?
– По небу прилетел.
– Еще и врун. – Вела фыркнула.
Парень спрыгнул с ветки, спрятал руки за спину и принялся кругом ее обходить. Вела все сильнее цветы сжимала, пыталась не смотреть в глаза темные, испугалась, чего уж скрывать.
– Венки пускать по воде будете?
– А твое дело какое?
– Если кто-то венок отпускает, кто-то и подобрать должен.
Ничего не ответила Вела, губы поджала и нахмурилась, а парень знай себе кругами ходит да поглядывает на нее из-под черной челки.
– Так и не скажешь, откуда ты взялся? – спросила Вела.
– От матушки и батюшки, как и ты.
– Знаешь ведь, что не о том я тебя спрашиваю.
– Так я ответил уже: по небу прилетел. Смотрю, внизу костры развели, услышал песни, дай, думаю, взгляну.
– Чудной ты, – выдохнула Вела.
– Ты цветы ядовитые собираешь, а я чудной? – хмыкнул незнакомец.
– Ядовитые?
Не успела Вела опомниться, а парень уже перед ней оказался. Выхватил цветы из ее рук, и увидела она, что покраснела кожа там, куда сок растений попал.
– Чесаться будет, – сказал он.
– И пусть, – буркнула Вела.
– Давай порезник приложу.
– Откуда у тебя…
Не успела договорить, а парень уже достал из кармана лист и поднес его ей к лицу.
– Пожуй, чтобы сок дал, и на ожоги намажь.
– Знаю я!
Засунула Вела лист в рот, пожевала, наложила кашицу на красные пятна, и те сразу гореть перестали. Парень наблюдал за ней внимательно, взгляда не отводил, и так не по себе ей было от этого, что сквозь землю провалиться хотелось.
– Цветы отдашь? – спросила она.
– А ты коварная! Хочешь венок сплести, чтобы обжечь кого-то?
– Вовсе нет!
– Тогда нарви другие.
– Мне нужны эти, – заупрямилась Вела.
Думала, парень упираться станет, но он вдруг протянул ей цветы и улыбнулся. И такой хитрой была эта улыбка, что по спине Велы мурашки побежали.
– Пойду я, – промолвила она и начала пятиться.
– Иди, иди, – кивнул он. – Под ноги смотри!
Бежала она к заводи сломя голову, не оглядываясь, словно ей под хвост вожжа попала. Олена и Мила уже у воды стояли, а завидев Велу, руками махать принялись.
– Где же ты была? – спросила Мила. – Мы тебя потеряли.
– Думали, ты домой ушла.
– Не ушла, – выдохнула Вела. – Цветы собирала.
– Плети венок скорее, стемнело совсем. – Олена на небо пальцем указала. – Скоро пускать начнем.
Жглись цветы, терзали пальцы, но Вела упрямо сплетала стебли. Перед глазами то и дело всплывал образ незнакомого парня, стоявшего у края леса. Несколько раз она вздрагивала и поднимала голову от работы, всматривалась в темноту, но чаща лесная исчезла в ночном мраке, а вместе с ней и незнакомец.
Вела вытащила ленту из волос, принялась перевязывать ею венок, шептала слова заветные, заговаривала узелки. Просила богов о милости, просила о доле хорошей, о покое в сердце, а как закончила, поднялась на ноги и к воде подошла.
Девицы вокруг шептались, смеялись звонко, Олена и Мила кому-то из парней руками махали, а те в ответ свистели и громче песни петь начинали. Не знала Вела, зачем вообще пришла сюда, ведь не отболело еще, не отпустила она своего любимого, так рано ее покинувшего.
– Давайте! – выкрикнул кто-то. – Пускаем венки!
Без особой радости опустила Вела венок на воду и подтолкнула, чтобы течение его подхватило. Вскоре затерялся ее венок среди остальных, запели девицы, а парни, дальше по течению стоявшие, в реку кинулись.
– Интересно, кто мой вытянет? – Мила на цыпочки встала, чтобы разглядеть веселившихся в воде молодцев. – Только бы не Егор!
– Точно, хоть бы не он! – простонала Олена. – Никто не хочет быть Егоркиной невестой.
Веле все равно было, кому ее венок достанется, она давно его из виду потеряла. Глупости все это, разве можно любовь сердечную так найти? Вот с Веславом они с детства знали, что поженятся, и как только дали добро старшие, так и стали жить вместе. Жаль, что недолго.
Девицы к кострам ушли, чтобы посмотреть, кто чей венок поймал, а Вела отстала от подруг, не хотелось ей веселиться. Остановилась она, скрытая высокой травой, и с воды глаз не сводила. В небе звезды зажглись, тонкий серп месяца отражался в реке, со всех сторон густой туман наползал. Поежилась Вела, обняла себя руками, как вдруг увидела в камышах уже знакомое хитрое лицо. Поднял парень венок, и узнала она ленту, которую собственными руками узелками завязывала.
– Ты!.. – выдохнула Вела.
Ничего не ответил ей незнакомец, надел венок на голову, поклонился и скрылся в камышах.
Тревожно стало Веле, заметалась она, пожелала отобрать венок, но где уж там! Парня и след простыл.
Не попрощалась она с подругами, побежала в деревню, сама не зная, чего испугалась.
И чудилось ей, что по мокрой траве кто-то идет за нею, и трепетало сердце, и слезы на глазах наворачивались. В темноте Вела едва не заблудилась, но не останавливалась, потому что чувствовала: остановится – быть беде.
Заприметив крайние дома, расплакалась от облегчения и только тут поняла, что бежала босая. Израненные ноги болели, но Вела упрямо шла к дому, надеясь поскорее спрятаться от всех.
В темноте она взбежала на крыльцо, вошла в сени, торопливо зажгла свечу и прикрыла глаза, силясь выровнять дыхание.
– Чур, – пробормотала Вела. – Чур меня.
Она вошла в горницу, тяжело опустилась на лавку, положила дрожащие руки на стол и просидела так довольно долго, пока не стали мерзнуть ноги. Лишь тогда взяла Вела свечу и хотела было затопить печь, но вдруг увидела на полу странные пятна. Присев, провела она по ним пальцами и догадалась – земля.
– Принесла грязь домой, – прошептала она. – Придется завтра…
В дрожащем свете свечи усмотрела Вела, что грязные следы ведут дальше, туда, куда она еще не ходила. К ложнице.
Плохо ей стало, дурно, на лбу пот выступил, ладони покрылись испариной. Тишина в доме царила зловещая, и ни звука с улицы не доносилось, даже ветра слышно не было.
– Кто тут? – тихо спросила Вела. – Выходи!
Не откликнулся никто.
Может, старшие приходили проведать?
Вела медленно по следам пошла, стараясь на сырую землю не наступать. Руки тряслись так, что свеча подрагивала, но она не останавливалась, только крепче сжимала ее.
У рассохшейся двери замерла Вела, протянула уже руку, чтобы за ручку взяться, но привлек ее внимание лоскут ткани, на полу лежавший.
Красный. С вышивкой.
Она заголосила, выронила свечу. Не помня себя от ужаса, побежала Вела прочь от дома, в темноте наступая на острые камни. Крики ее разбудили соседей, старики выходили из домов с лучинами, что-то выкрикивали, но не слышала их Вела, бежала ко двору родителей.
– Вела! – Мать прямо перед ней дверь распахнула. – Вела, что случилось?!
Не могла она ответить, рыдала, на грудь матушке упала, обхватила ее руками и выла.
Батюшка соседей успокаивал, а матушка Велу у печи посадила и принялась слезы ладонями утирать.
– Что же ты, что? Обидел тебя кто-то?
– Веслав! – воскликнула Вела.
– Веслав? – Матушка нахмурилась. – Как…
– Был он дома у меня, чем хочешь поклянусь! – возопила Вела и лицо руками закрыла.
– Что же делается, не мог ведь он…
Осеклась матушка, языком цокнула, встала и отошла от дочери. А та слезами заливаться продолжала, щеки ногтями царапала, никак не могла забыть кусок ткани красной, которую своими руками расшивала.
– Говорили тебе, что сжечь его следовало, а ты! – прошипела матушка. – Никогда никого не слушаешь, никогда…
– Чего теперь причитать? – вмешался батюшка. – Может, выкопаем да огню предадим?
– Могилу осквернять? – ужаснулась матушка. – Совсем из ума выжил, старый?
Вела смотрела на них и никак в толк взять не могла, почему они такие спокойные.
– Мертвец ко мне ходит, а вы не удивляетесь даже? – Голос ее дрожал.
– А чему тут удивляться? – Матушка рукой махнула. – Деды
