ее позиции по отношению к противнику. Что касается Арагона, то первый инквизиционный трибунал был в нем учрежден епископом Бернардом в Лериде в 1233 году. В 1238 году папа римский официально учредил инквизицию в Арагоне, которая особенно энергично действовала в примыкавших к Франции епархиях»[42].
Современный французский журналист и историк Жан Севиллья предлагает нам вспомнить хронологию событий. В 1231 году папа Григорий IX разразился против еретиков грозной буллой, которая и стала актом основания инквизиции. Тогда, как пишет Жан Севиллья, «борьба с еретиками была официально делегирована тем, кто имел в этом опыт: нищенствующим орденам. Главным образом, доминиканцам и францисканцам. После 1240 года инквизиция распространилась по всей Европе, исключая Англию»[43].
Итак, инквизиция была основана в XIII веке.
По мнению Жана Севиллья, слово «инквизиция», на самом деле, «покрывает совершенно разные события, продолжительность которых растягивается на шесть веков. Нет одной инквизиции, но есть три инквизиции: средневековая инквизиция, испанская инквизиция и римская инквизиция. С исторической точки зрения их смешение лишено смысла»[44].
Юридически независимая и действовавшая параллельно с гражданским правосудием, средневековая инквизиция была церковным институтом, и ее служители зависели исключительно от папы. При этом булла Excommunicamus («Отлучаем») не прописывала четкой процедуры ее деятельности. Правила формировались эмпирически, и они были разными на разных территориях.
Специально исследовавший этот вопрос Жан Севиллья пишет:
«Миссия инквизитора была точечной. Приехав в назначенную ему местность, он начинал с общей проповеди, излагая доктрину Церкви <…> После этого инквизитор публиковал два указа. Первый, указ веры, обязывал верующих доносить на еретиков и их сообщников <…> Второй, указ милости, давал еретикам срок от пятнадцати до тридцати дней для отречения, после которого их прощали. Когда этот срок истекал, упорствующего еретика передавали в трибунал инквизиции.
Вот тут-то историческая реальность переворачивается с ног на голову и наполняется всевозможными клише. Картина инквизиции так негативна, что создается впечатление, что это было царство произвола. На самом деле все было с точностью до наоборот: инквизиция была правосудием методичным, формалистичным и полным бумажной волокиты, часто значительно более умеренным, чем гражданское правосудие»[45].
Обвиняемый мог призывать свидетелей для своей защиты, имел право на отвод состава суда и даже самого инквизитора. Первый допрос обычно проводился в присутствии своего рода «конфликтной комиссии», состоявшей из уважаемых граждан, мнение которых всегда учитывалось. Имена доносчиков держали в тайне (своеобразная программа защиты свидетелей), но если имело место лжесвидетельство, лжеца ожидало суровое наказание, и все об этом прекрасно знали.
Сначала инквизиция даже не имела права выносить приговоры, но это было исправлено. Однако буква закона, запрещавшая назначать телесные наказания за духовные преступления, соблюдалась. Инквизиторы приговаривали к различным видам епитимьи (к временному или пожизненному заключению, к штрафам, к изгнанию, к отлучению от церкви и т. д.). Лишь много позже было разрешено применять пытку для допросов особо упрямых подследственных, но на пытки было наложено множество ограничений (по некоторым данным, только 2 % задержанных испанской инквизицией подвергалось пыткам, и те не длились более пятнадцати минут).
Ни к каким телесным наказаниям или тем более к смертной казни инквизиция приговорить не имела права. Это была уже функция светских властей. По словам испанского священника и историка инквизиции Хуана Антонио Льоренте, «преступления, не имеющие никакого отношения к верованию, не могли сделать совершителей их подозреваемыми в ереси, и расследование этих преступлений принадлежало по праву светским судьям»[46].
Пытка подозреваемого в ереси. Гравюра XIX век
Пытка ведьмы. Гравюра XIX век
В каких же случаях преступника казнили? Только в тех, когда он не признавал за католической церковью права судить его, или же если он повторно впадал в ересь, уже будучи однажды осужден (кстати, инквизиторы судили только христиан, а на иноверцев их «компетенция» не распространялась).
Не следует думать, что на костры отправлялись только такие люди, как Джордано Бруно или Ян Гус. Святая инквизиция преследовала не только за сознательное отклонение от догматов веры, но и за колдовство и наведение порчи, причем большинством приговоренных за последнее были женщины.
Безусловно, легко, живя в XXI веке, называть это мракобесием. Когда люди не верят в колдовство и в порчу, «охота на ведьм» кажется им невероятной дикостью. Людям Средневековья было гораздо сложнее: лекарств практически не было, и эпидемии неведомых болезней уничтожали людей тысячами. При таких обстоятельствах поневоле станешь суеверным. К тому же молва быстро распространяла секреты, вышедшие за пределы колдовских кухонь. Разного рода ведьмы, похваляясь своими возможностями, сами убедили народ в своей реальности и в своем могуществе – и последовал ответ, последовала, как теперь принято говорить, реакция общественной самозащиты…
Сжигали, конечно же, не только в Испании. Например, когда в 1411 году в Пскове началась эпидемия чумы, сразу же по обвинению в напущении болезни были сожжены двенадцать женщин (в летописи сказано: «псковичи сожгоша 12 жонке вещих»[47]).
Сожжение ведьм. Миниатюраж. XVI век
Просто люди искренне боялись всякой нечисти и верили в реальность вреда от общения с ней. «Суд Линча» в таких случаях вспыхивал сам собой, и происходило это задолго до рождения пресловутого американского судьи Чарльза Линча. Инквизиторы же вырывали обвиняемого из рук озверевшей толпы и предлагали хоть какую-то формальную процедуру расследования, при которой, кстати сказать, можно было и оправдаться. И многие оправдывались…
Да, в эпоху Средневековья полыхали костры инквизиции, но, например, сторонников черной магии преследовали и гораздо позднее XV века.
Церковный собор в Валенсии, проходивший в 1248 году, отнес разного рода ведьм и колдунов к еретикам. В Средние века ересь была страшным уголовным преступлением. Богослов и философ А.В. Кураев по этому поводу пишет:
«На самом деле „нечистоплотно“ обвинять целую эпоху в истории человечества, никак не пытаясь понять мотивы действий тех людей <…> Да, сжигать людей – мерзко. „Еретика убивать не должно“, – говорит Святой Иоанн Златоуст <…> Но историк тем и отличается от моралиста, что он должен понимать логику событий и мотивы лиц, творивших нашу историю, а не просто выставлять им оценки за поведение. Если же моралист осуждает одних преступников (инквизиторов) ради того, чтобы безусловно обелить другую группу преступников
