гораздо более типичным, конечно, было путешествие в нацистские концентрационные лагеря.
Феликса отличало от многих тысяч других иммигрантов, прибывших на эти берега, то, как быстро он освоился в Нью-Йорке, приехав туда в конце июня 1942 года. Его отчиму удалось перевести часть денег из Франции в нью-йоркский банк, и часть этих денег была использована для покупки небольшой квартиры. Феликс не терял времени, чтобы наверстать упущенное в учебе. Он поступил в школу Макберни, расположенную тогда на Западной Шестьдесят третьей улице, поскольку это была одна из немногих средних школ Манхэттена, предлагавшая летнюю программу. Он также убедил свою мать, что еще одним способом быстрее выучить английский - Феликс всегда отличался завидной способностью к языкам - будет поход в кино, "потому что там были эти песни - ну, знаете, следовать за прыгающим мячом", - сказал он. Он отлично учился в Макберни, окончив школу за два года в возрасте шестнадцати лет. У него были особые способности к математике, естественным наукам и теннису, и в последний год учебы он играл в команде по большому теннису. Консультант колледжа порекомендовал Феликсу поступить в небольшой колледж из-за его относительной молодости. Его мать согласилась. После небольшого расследования он узнал, что колледж Миддлбери в Вермонте предлагает "программу сотрудничества" с Массачусетским технологическим институтом, по которой он может изучать физику и инженерное дело в течение трех лет в Миддлбери, а затем в течение двух лет в Массачусетском технологическом институте. Он также любил кататься на лыжах. Он подал документы в Миддлбери и был принят.
Возможно, в то время он был одним из единственных студентов-евреев в школе. На втором курсе он вступил в братство Alpha Sigma Phi, национальное отделение которого не принимало в свои ряды евреев и чернокожих. Alpha Sigma Phi было основано в 1845 году тремя первокурсниками Йельского университета. Однажды национальная организация прислала руководителя корпорации - Феликс считает, что это был вице-президент из AT&T, - "чтобы попытаться отговорить нас от этой отвратительной затеи с принятием в братство еврея и чернокожего". Феликс высидел всю встречу. Мужчина принес с собой пару ящиков пива, чтобы попытаться успокоить членов братства. Феликс объяснил: "А этот парень продолжал говорить: "Знаете, не поймите меня неправильно. Некоторые из моих лучших друзей - евреи". Вскоре после этого "мы вернули ему пиво, отвезли его на железнодорожную станцию и отправили в путь". Местное отделение было исключено из национального братства за то, что позволило еврею и чернокожему вступить в него.
Феликс усердно занимался физикой, но вскоре и ему, и его любимому профессору Бенджамину Висслеру - председателю физического факультета Миддлбери - стало ясно, что он достиг предела своих способностей в этом предмете. Висслер порекомендовал ему не только отказаться от обучения в Массачусетском технологическом институте, но и взять семестр отпуска.
Поскольку он не видел отца с 1941 года, Феликс решил навестить его во Франции летом 1947 года. Он переплыл Атлантический океан на корабле, и отец забрал его во французском портовом городе Гавр. Его отец снова женился и по-прежнему управлял пивоварней, которая была переведена под Париж. Они провели лето на юге Франции. Затем отец попросил его провести год, работая на пивоварне. И Феликс отправился на работу в пивоварню Karcher, где чистил пивные чаны, похудев настолько, что мог забираться в них. Он также помогал в розливе. Он работал по двенадцать часов в день, начиная с шести утра. "Я просто вонял от этой дряни", - говорит он. "И это все еще был довольно тяжелый период, когда... я имею в виду, что я был американцем в части города, которая была полностью коммунистической, и все профсоюзы, работавшие на заводе, были коммунистическими, и там было много алжирцев тоже. Так что пару раз бочка проезжала совсем близко, - и тут он усмехнулся про себя, вспомнив американского еврея в окружении алжирских коммунистов, - и я никогда не был уверен, что это было. Но я также помню, что, когда я возвращался в квартиру и ехал в метро, от меня воняло пивом, люди смотрели. Я быстро решил, что это не для меня".
Он вернулся в Миддлбери на второй семестр 1948 года. Он получил степень по физике и закончил университет в 1949 году, думая, что, возможно, захочет работать в ядерной лаборатории в Оук-Ридже, штат Теннесси.
К счастью, с помощью матери и отчима он познакомился и с Уолл-стрит. Летом 1945 и 1946 годов Феликс подрабатывал бегуном и клерком по переводу акций в небольшой брокерской конторе Jack Coe & Co. Он помнит, как праздновал День ветерана в этой фирме. Ему платили около 20 долларов в неделю и иногда награждали билетами на бейсбол в "Поло Граундс" на 155-й улице. Но для Феликса это был не более чем способ заработать несколько лишних баксов, совсем не похожий на его предыдущие летние подработки в аптеке и преподавание английского языка Эдит Пиаф, гламурной парижской певице. Когда он окончил Миддлбери, отчим снова помог ему, на этот раз устроив Феликса на работу в Lazard Freres & Co. в Нью-Йорке. Плесснер и мать Феликса вернулись жить в Париж после войны. Плесснер знал Андре Мейера по операциям по обмену валюты и торговле слитками, которые эти двое создали где-то между Les Fils Dreyfus в Базеле и Lazard Freres et Cie в Париже.
Патрик Гершель, внук Андре Мейера, считает, что еще одна причина, по которой Феликс получил желанное место в Lazard, заключалась в том, что у Андре был роман с матерью Феликса. "Речь шла о деньгах и сексе", - заметил Гершель. "Когда еще было по-другому?"
ГЛАВА 2. "ЗАВТРА ДОМ ЛАЗАРДА РУХНЕТ".
После двух дней жуткой тишины после землетрясений и пожаров, опустошивших Сан-Франциско ранним утром 18 апреля 1906 года, безымянный банковский служащий Лондонского, Парижского и Американского банка - калифорнийского филиала Lazard Freres & Co - смог пробраться через завалы к офису Western Union и отправить стаккато и отчаянное сообщение своим партнерам по Lazard, находящимся за три тысячи миль в Нью-Йорке: "Весь бизнес полностью уничтожен. Бедствие невозможно преувеличить. Банки практически все уничтожены. Наше здание полностью разрушено. Хранилища, по-видимому, целы. Все записи и ценные бумаги находятся в сейфах. Среди друзей погибших нет. Мы сообщим все подробности после..." Сообщение заканчивалось маняще. В течение следующих нескольких дней подобные мольбы о помощи были направлены в Нью-Йорк и два других офиса Lazard, в Париже и Лондоне. Эти призывы встретили необъяснимое каменное молчание со стороны собратьев по Lazard, хотя
