она очень похожа на Алистера, который с ликованием реагирует, когда сталкивается с проблемой. Они оба питаются сопротивлением и находят захватывающим преодолевать трудности.
— Ты ведь придешь на последнюю танцевальную тренировку, верно? Я говорю тебе заранее, потому что ты пропустил последние два занятия.
Я открываю рот, чтобы сформулировать отказ, но тут раздается стук в дверь. Дина, моя старшая медсестра, которая также выполняет функции администратора центра, заглядывает в дверь. Ее морщины становятся глубже от огорчения, когда она указывает на меня.
— Извини, Кения. Мне нужно идти. — Я вцепляюсь пальцами в подлокотник кресла и встаю.
— Ты будешь там, верно, Даррел? Я не приму отказа.
— Давай, Даррел, — добавляет Алистер. — Ты сказал, что выполняешь свои обещания. Этот танцевальный класс входит в твои обязанности шафера.
— Прекрасно, — выдавливаю я.
— Отлично! — Изобилие Кении выводит меня из себя. Она слишком счастлива смотреть, как я спотыкаюсь о свои две левые ноги в тренировочном зале.
— Тогда до встречи, — говорит Алистер.
Я заканчиваю разговор и бросаю телефон в карман. Схватив со спинки стула свой лабораторный халат, я просовываю в него руки.
Пальто претенциозное, его трудно гладить, но я увидел преимущества его ношения. Белая ткань — это символ. Этикетка. Способ успокоить разум пациента и связать себя с чем-то, чему он может доверять.
— Что случилось? — Я спрашиваю Дину.
Она покусывает нижнюю губу. — Даррелл…
Я сразу на взводе. Как и я, Дина нелегко поддается нервотрепке. Она работает медсестрой-психологом дольше, чем я на свете, и каким бы нервирующим ни был случай, она не дрогнет. Видя явную панику на ее лице, я готовлюсь к худшему.
— Это из больницы. — Она сглатывает. — Тебе звонят.
Мое сердце замирает. — Она…
Дина только качает головой.
Я проскакиваю мимо нее, запрыгиваю в свою машину и еду в больницу так быстро, как только могу.
Машину заносит на больничную парковку. Меня терзают обрывки воспоминаний. Я вижу мигающие огни. Тело на носилках. Окровавленное лицо Алистера смотрит на меня с агонией.
Мое тело отказывается двигаться. Я сажусь в машину и делаю глубокие вдохи. Прошлое и настоящее сталкиваются. Я должен вернуть свой мозг к реальности любыми необходимыми средствами.
Продолжай дышать.
Это чувство — просто ударная волна, проходящая через твою височную долю.
Вдох.
Эмоциональную нестабильность можно преодолеть с помощью знаний и надлежащих стимулов.
Выдох.
Клэр нет в этой больнице. Ничто внутри этого здания не может причинить мне вреда.
Я прибегаю к методам, которым обучаю своих пациентов. Я считаю в обратном порядке от десяти, стараясь дышать размеренно. Когда я справляюсь со своей паникой, я бегу в больницу.
Запах поражает меня первым. Резкий. Химический. Аромат замаскирован освежителем воздуха, который изо всех сил пытается скрыть зловоние болезни и отчаяния. Мимо меня проносятся врачи, их глаза сосредоточены, а шаги четки. Всегда есть кто-то, кому нужна помощь. Еще одна семья в кризисе. Еще один организм отключается.
Топот по коридорам напоминает мне о ночи смерти Клэр. Теоретически я знаю, что это всего лишь показатель моей памяти, вышедший на первый план, но трудно подавить приступ тошноты.
Клэр была объявлена мертвой на месте аварии. Машина скорой помощи доставила ее в больницу, но в палату ее не довезли. Ее отвезли прямо в морг. Откинуть простыню с ее лица было одной из самых ужасных вещей, которые мне когда-либо приходилось делать.
К счастью, сегодня я направляюсь не в морг. Вместо этого медсестра за стойкой направляет меня в отделение неотложной помощи.
Я прохожу мимо кроватей, разделенных тонкими занавесками, пока не нахожу пожилую женщину, лежащую на раскладушке. Седые волосы разметались по ее белой подушке. Жилистые руки сжимают ее живот. Ее грудь вздымается вверх и опускается.
Она жива.
Облегчение разливается по мне, проникая в пальцы рук и ног.
Я подхожу к ней поближе.
К моему удивлению, она чувствует мое присутствие, не открывая глаз. — Мне жаль, что они тебе позвонили.
— Конечно, они позвонили бы мне. — Я опускаюсь на стул рядом с ее кроваткой. — Я разочарован, что ты этого не хотела.
— Нам не следовало тебя беспокоить.
Я поправляю простыню так, чтобы она прикрывала ее до подбородка. — Я был бы очень расстроен, если бы ты скрыла это от меня.
— Тебе следует беспокоиться о своей собственной жизни. — В ее голосе слышится легкая хрипотца. У меня сжимается сердце.
— Моя жизнь в полном порядке.
— Ты занятой человек.
— У меня сегодня ничего не было на повестке дня. — Это неправда, но услышать правду в подобном случае бесполезно.
Она открывает глаза и пронзает меня водянисто-голубым взглядом. — Я не могу смотреть на тебя без чувства, что мы пользуемся твоей преданностью.
— Профессор Штайн был рядом со мной в самое мрачное время моей жизни. Едва ли этого достаточно, чтобы отплатить ему тем же.
— Ты дал обещание помочь ему. Не его семье. Это обязательство на всю жизнь. О котором ты не просил…
Я протягиваю руку и беру ее за руки. Ее кожа тонкая, как бумага, как будто один резкий порыв ветра может разорвать ее и обнажить плоть под ней. Родинки усеивают ее руки, а вены на солнце особенно голубые.
— Профессор Штайн отдал бы свою жизнь за свою семью. Чтить его значит заботиться о людях, которых он оставил позади.
Она закрывает глаза и прерывисто вздыхает. — Дети не знают.
— Они останавливались у меня раньше. — Я думаю о спальне, которую я лично оформил в фермерском доме. Там есть двухъярусная кровать, комод и постер Майкла Газзаниги, потому что даже дети достаточно взрослые, чтобы оценить психолога, совершившего научные прорывы.
— Я не знаю, Даррел. В прошлом это длилось всего несколько коротких месяцев. Это… — Она кашляет. — Это будет по-другому.
— Обещаю, я позабочусь о них.
— Я знаю.
— Я позабочусь о том, чтобы они чувствовали себя как дома.
— Это я тоже знаю.
— Тогда почему твое сердце бьется так быстро? — Я показываю туда, где наши руки сцеплены.
— Ты анализируешь меня.
— Я указываю на очевидное.
— Это несправедливо. Ничто из этого не справедливо. — Она вздыхает.
— Я все продумал, мисс Джин. Я справлюсь.
— Я не беспокоюсь о твоих способностях, Даррел. — Она убирает свои пальцы от моих. — Я беспокоюсь о том, как они со всем этим справятся. — Слезы наполняют ее глаза. Одна стекает по щеке и попадает в глубокие морщины, прорезающие ее лицо, как карту. — Они так много потеряли за свою короткую жизнь.
Мое дыхание становится ровным. Как и мои слова, когда я заверяю ее. — Я собираюсь дать вам то же обещание, что и профессору Штайну, прежде чем он… — Я ловлю
